Итерация

Эта история была написана участником Мракопедии Hagen. Пожалуйста, не забудьте указать источник при использовании.

I

Дом казался каким-то сгорбленным, поникшим – ощерился выломанными досками оконных рам от обиды, съежился от холода. К такому и подходить не хочется – кажется, что только подберешься поближе, как надвинется сразу темная громада, проглотит целиком, засосет без остатка в темный провал затхлого подъезда. И останешься там, среди разбитых бутылок, вонючего тряпья и мусора, а в воздухе будет витать запах гари и плесени.

Андрей затянулся покрепче сигаретой, щелчком отправил тлеющий окурок в ближайший сугроб. Заходить в подъезд и правда не тянуло. От самого дома веяло тоской и отчаянием, даже смотреть тошно, не то что внутрь залезать. Еще несколько лет назад тут жили люди – вряд ли особенно благополучные, но все же жили, а теперь, когда о тех временах напоминали только куски разломанной мебели в квартирах и чей-то пароль от интернета, записанный ручкой прямо на обоях в угловой комнатушке, дом уже сложно было назвать домом. Так – развалины, унылые и необитаемые.

Впрочем, кое-кто тут все-таки обитал, и Андрей это прекрасно знал, потому и приперся сюда в середине ночи, но вот теперь, когда оставалось сделать всего несколько шагов, он застыл на месте и нервно смолил одну сигарету за другой. Он ведь хорошо помнил этот дом, сотни раз мимо проходил - обычная деревянная двухэтажка с одним подъездом, почти барак, у них в районе раньше много таких было, но сейчас остается все меньше – вымирают потихоньку. Этот же как-то завис на середине – жильцов уже нет, но сам еще стоит, врос деревом в промерзлую почву. Зачем – никто не знает, но он и не нужен, неинтересен никому. Так и простоит, пока не сожгут случайно местные бомжи или не развалится сам. Иного не дано.

Андрей поежился от холода, нацепил капюшон. Пора.

Глубоко вдохнув морозный воздух, собрался с духом и широким шагом зашел в подъезд. Под ногами заскрипели доски, а со всех сторон навалилась густая, душная темнота. В голове было удивительно пусто, но нутро вопило во весь голос – назад дороги уже не будет.

∗ ∗ ∗

Когда рядом остановился серебристый БМВ, а его передняя дверца призывно распахнулась, впуская внутрь салона стылый февраль, он даже усмехнулся тому, насколько же порой странные кульбиты вытворяет судьба. Еще пару часов назад он и подумать не мог, что такое возможно – не то чтобы он в это не верил, а именно что и думать не стал, такая мысль попросту не пришла бы к нему в голову. С чего? Но вот как бывает – думай не думай, но жизнь сама выкидывает удивительные штуки.

Как такое вообще вышло, что Костя Ремизов предлагает ему работу, а он еще и собирается соглашаться? Костя, человек, которого он не видел лет, наверное, десять, да и не вспоминал о нем вовсе все это время! Да что там – человек, мысль о котором всплыла бы только в самую последнюю очередь, причем, как догадывался сам Андрей, о нем Костя тоже должен был давным-давно позабыть. А уж если и вспоминал, то вряд ли хорошими словами. А теперь – предлагает работу, когда она ему ой как нужна. Просто позарез.

Андрей плюхнулся на мягкое сиденье, захлопнул за собой дверцу. Он чувствовал себя неловко и как-то нелепо, до той степени, что не знал, куда деть руки – в конце концов просто засунул их в карманы куртки и коротко кивнул водителю. В человеке, который сидел за рулем, пожалуй, сложно было узнать прежнего Костю Ремизова. Он всегда-то был худым, даже тощим, с большой головой и смешно оттопыренными ушами – ух, и доставалось же ему за такую внешность в школе. Но теперь он будто бы еще исхудал, осунулся, скулы слишком четко выступали на бледном лице, заросшем густой русой бородой. Тонкие пальцы сжимали руль, глаза смотрели на Андрея вроде бы приветливо, но в то же время как-то оценивающе. Неприятно.

Костя улыбнулся и протянул руку – пришлось вытащить свою из кармана и быстро пожать сухую ладонь. Ремизов кивнул и тут же отвел взгляд.

Машина отъехала от тротуара, мягко двинулась в сторону парка. Ехали молча – Андрею невыносима была тишина, неловкое чувство комом распирало грудь, но он не знал, о чем говорить. По телефону, когда Костя позвонил часа два назад, тоже было странно, но все же попроще. Андрей поймал себя на мысли, что тогда ему все равно немножко казалось, что на той стороне трубки не Костя, не настоящий Костя, а кто-то удивительным образом ошибся, ну совпало так, имена там и все остальное. Или его кто-то разыграл, хотя розыгрыш был бы странный, тут уж чего говорить, но все равно реальнее, чем звонивший непонятно с чего Костя. А вот теперь, когда Ремизов сидит рядом с тобой, пусть и не такой, как раньше, но все же он, когда только что жали друг другу руки – про ошибку уже не подумаешь. Но и говорить что нужно – непонятно совершенно.

Костя остановил машину неподалеку от парка Победы, приткнулся на парковку, выбрав дальний от шоссе карман. В парке лениво прогуливались мамы с колясками и даже холод им был нипочем.

- Ну, привет, - сказал Ремизов, словно тоже не знал, с чего начать. – Знаешь, я думал, что ты не придешь.

- Да я сам удивляюсь. Ничего, если закурю?

Костя поморщился, пожал плечами.

- Лучше не надо. Не люблю.

- Ты же в школе курил?

- Да ну, когда это было-то. Сейчас вот не люблю.

Андрей хмыкнул, но сигареты доставать не стал. Пусть так.

- Ну давай к делу сразу, тянуть не будем. Короче…

- Погоди, - Андрей чуть повернулся к Ремизову, хотя смотрел все равно не на него, а куда-то сквозь лобовое стекло, в парк. – Ты скажи сначала, почему мне-то позвонил? Мы с тобой со школы не виделись. Ремизов вздохнул.

- Слышал, что тебе деньги нужны. Очень сильно нужны. А тут дело есть, желающих не много, вот и подумал. Почему нет?

- От кого слышал-то?

- Ну… Я не знаю, ты в курсе или нет, что у нас встреча с однокашками была в январе? Почти все собрались. Прогуляли полночи, нажрались, все дела. Там и рассказал кто-то. Я сначала и подзабыл, но потом, когда дело подвернулось, так сразу и всплыло.

Андрей молча выругался. Знал он про эту встречу, слишком хорошо знал. И если Ремизов не врет, то выболтать могла только она.

- Машка сказала, да?

Костя отвел взгляд, застучал пальцами по рулю. Но все-таки кивнул.

- Она.

- Сука.

- Не надо так про нее! – взвился Ремизов, но быстро взял себя в руки. – Я не знаю, че там у вас было, мне фиолетово, уж прости. Но за глаза вот так – не надо.

- Да и хрен с ней, - Андрей зло махнул рукой.

Вспоминать о Машке не хотелось, не зажило еще внутри. Столько лет вместе прожили, а потом… Все кануло, как в бездонный колодец. И не достать обратно уже никогда.

– Ну давай, излагай. Что за работа?

Ремизов зачем-то оглянулся по сторонам, потом только сказал:

- Короче, начну с денег. Чтобы ты сразу понял, что все серьезно.

Костя достал из кармана смартфон, что-то в нем потыкал, развернул экраном к Андрею. В открытом приложении одного из банков прямо в лицо светилась мощная сумма на счете.

- Это че? Вот это все, что ли?

- Вот это все. Половина сразу, если согласишься, половина потом.

Андрей нервно сглотнул. Он даже половины от этих денег никогда в жизни не видел. Этого хватит не только чтобы все проблемы решить, чертовы кредиты закрыть, но еще и останется нехило.

- Ты серьезно сейчас? Откуда у тебя такие деньги?

- Зарабатываю. Знаешь ведь, какой у меня отец был. Теперь вот я вместо него.

Андрей очень хорошо помнил Костиного папу – амбала метра под два ростом, мощного, с квадратной челюстью. Сын вот вообще не в отца пошел. Но главное не в том – весь класс знал, что Костин папаша ворочает такими деньгами, что может купить половину их города. Если не больше. И правда – глупо было спрашивать.

Андрей почувствовал, как где-то под ложечкой засосало, разгорелось теплом. Все сходится, но не бывает ведь таких чудес.

- Ну окей, допустим. Делать-то что надо?

- Дело простое, но не для каждого. Деньги ты видел, можно понять. Но самое главное – никаких вопросов. Понятно? Согласен, не согласен, но никаких вопросов и никому не рассказывать. Это ясно?

В иной раз Андрей ни за что бы не спустил Ремизову такой командирский тон, но сейчас решил помалкивать. Пусть будет то, что будет.

- Да ясно, ясно, давай к делу уже.

Костя улыбнулся, полез куда-то на заднее сиденье, выудил оттуда папку с бумагами. Вытащил несколько листов.

- Ну слушай. Знаешь такой дом на Флотской 12? Ты же вроде так и живешь там, рядом, по-любому видел. В детстве постоянно мимо ходили.

- Ага, есть такое, и че там?

- Его уже два года как забросили. Пустой стоит, разваливается. Но дело не в нем. В этом доме поселился один, ну… Да бомж, короче. Днем не всегда там бывает, но ночью точно на месте. И так вышло…

Ремизов помолчал, тупо уставившись куда-то вдаль. Андрею вдруг стало холодно, хотя печка в машине грела как бешеная.

- Этого бомжа нужно убрать. Убить.

Сердце Андрея пропустило удар, потом сильно ухнуло, толкнулось в грудь. Пальцы в карманах сжались в кулаки.

- Ты меня разыгрывать приехал? Шутка такая, да? Пипец как смешно! Иди как ты…

- Да погоди ты! Какие розыгрыши, мы столько лет не виделись? Если бы не Ма… не та встреча, я бы и не вспомнил. Сказал же – дело не для всех. Но я и плачу много! Ты понимаешь, что я тебе вот прям сейчас половину переведу? Понимаешь это, а?

- И ты никого другого не нашел? Реально?

Костя закрыл глаза, шумно выдохнул.

- Не нашел. Не каждый согласится. И не предложишь каждому такое.

- А мне норм, значит, да? Мне можно?

- Тебя я знаю. Знаю, что деньги тебе капец как нужны, и рассказывать никому не будешь.

- Да много ты знаешь!

Внутри Андрея взбурлила ярость. Он злился на всех разом – на болтливую Машку, на этого долбанного Костю, на себя самого за то, что вообще повелся на это. Но с другой стороны… А если правда? Зачем Ремизову такое выдумывать? Сумма с экрана смартфона всплыла перед глазами. Гнев уходил сам собой.

В парке дворник неспешно разбрасывал песок на дорожки, мимо пробежала стайка школьников, что-то весело щебеча по пути. На душе стало спокойнее.

- И зачем? Убивать его зачем?

- Сразу же сказал – без вопросов. Или согласен, или нет. Да слушай, там дед старый, пропитой весь. Ходит и народ пугает днем. Говорят, что кошек местных жрет. Его по башке тюкнуть спящего кирпичом или еще чем, не знаю, и все дела.

- Чего сам не пойдешь тогда? – огрызнулся Андрей, но уже без особой злобы, скорее для виду.

- У меня другие способы есть. Зачем самому? Ну так чего – решай.

Андрей помолчал с минуту, потер ладонями лицо. Сказал как бы лениво и без особого интереса:

- Это все? Убить бомжа и деньги мои?

Костя сразу будто бы расцвел, затараторил быстро:

- Да-да, считай все, есть еще мелочи, но это не главное. Идти надо ночью – ну я это уже говорил, днем его не застанешь. Рядом там домов больше нет, мимо редко кто ходит, ночью и вообще никого. Риска никакого – никто не увидит, да и не хватится его. Кому он нужен? А потом, когда дело сделаешь, нужно вытащить у него из кармана одну вещь – небольшой такой конверт. Мне его отдавать не надо, нам с тобой вообще встречаться не стоит больше, просто заберешь и вынесешь из дома. Выйдешь на улицу – делай с этим конвертом что хочешь, хоть выброси прям там же, хоть сожги. Понятно?

- Компромат там, что ли?

- Без вопро-о-осов, - нараспев протянул Костя. – Забрал, вышел из дома, выкинул. Ничего трудного. Но только когда выйдешь – это важно! Внутри не открывай и не выкидывай.

- Да понял я.

- Ну и отлично. И последнее - нужно вот еще такое изобразить.

Ремизов протянул лист, на котором были напечатаны какие-то картинки – не то буквы, не то рисунки. Четыре штуки, большие, четкие, Андрей таких никогда не видел.

- Это че?

- Вот это нужно нарисовать на стене, когда сделаешь дело. Прямо рядом с… ним. Чем хочешь – ручкой, маркером, хоть карандашом. Там вроде обои еще остались, несложно будет.

Андрей хотел было спросить, зачем все это нужно, но понял, что Костя все равно ничего не объяснит.

- И все?

- Все. Сделать дело, забрать конверт, нарисовать и уходить. Все просто.

Костя все еще настойчиво совал лист с рисунками, и Андрей сам не понял, как забрал бумажку и, сложив пополам, запихнул за пазуху.

- Как пойму, что не обманываешь?

Ремизов засмеялся противным каркающим смехом. У Андрея зачесались руки – захотелось вдруг двинуть Косте в челюсть, но пришлось сдержаться.

- Если согласишься, сразу переведу половину. Можешь скинуть на другой счет, снять наличку – как хочешь. А потом заняться делом. Смысл мне тебе сколько бабла просто так отдавать, ради шутки?

- А если я тебя кину? Заберу половину и ничего делать не буду.

- Будешь. Половины тебе не хватит. Прости, но я знаю. Как все сделаешь – фоткаешь и присылаешь мне. Я сразу скидываю остальное. Потом можем забыть друг друга. Пойдет?

Андрей сделал вид, что серьезно задумался, но на самом деле про себя уже все решил. Его жизнь быстрым темпом катилась под откос, у поезда оставались одна-две остановки, а потом все – вечное депо. Это если ничего не менять. Чем он рискует? Да даже если это розыгрыш, даже если хуже – что терять? А так – есть шанс. Разобраться с проблемами и, может быть, начать все заново. Без Машки, да, что с нее возьмешь, но какие его годы, все будет, только действовать надо, а не ныть и бросаться возможностями.

Нет у него других вариантов. Или соглашаешься и будь, что будет, или все равно хорошего не жди.

- Черт с тобой. Когда?

II

Подъезд встретил его пылью и смрадом. Захотелось прикрыть нос ладонью, задержать дыхание и свалить куда подальше, лишь бы не лезть в темное и душное нутро этого деревянного скелета.

Из-за темноты Андрей почти ничего не видел – пришлось зажечь фонарик на телефоне. На улице ярко светила луна, заражая своим сиянием белоснежные сугробы, но дом этот свет будто бы не впускал в себя или впитывал без остатка, словно губка. Вообще, Андрей хотел обойтись без фонарика – зачем себя выдавать раньше времени? Но быстро понял, что иначе навернется на первой же ступеньке или куске мусора.

Луч пробежался по доскам пола, мелькнул по брошенному кем-то старому стулу, уткнулся в массивную лестницу. Этот монстр с высокими ступенями неприятно возвышался перед Андреем, нависал, расходясь на уровне второго этажа на две отдельные руки-ветки – одна шла на левую половину дома, а вторая на правую.

Ремизов сказал, что объект (Андрей отчего-то даже мысленно не хотел называть его бомжом или еще как-нибудь иначе) чаще всего ночует в крайней левой комнатке на втором этаже. Идти надо осторожно – ступени, разумеется, скрипят, впрочем, и объект спит крепко, вряд ли проснется даже от выстрела над самым ухом, но все же рисковать незачем.

Андрей удивлялся про себя, откуда Костя столько знает про этого… человека. Казалось, будто он лично за ним следил днями, неделями, может, и больше. Все это выглядело совершенно глупо, неестественно, и сколько бы Андрей об этом ни думал, все равно никакого объяснения найти не мог. Проще считать, что такие вот у богатых причуды. Может, это игра или Ремизов поспорил на что-то, ну мало ли зачем ему это нужно. Надо сделать дело и побыстрее уносить ноги. Сильнее всего он до сих пор дивился тому, что именно Костя предложил ему работу. В школе они не особо пересекались – обитали в разных кругах. Ремизова вообще не шибко любили, все вечно шпыняли этого мелкого и лопоухого, даже не столько из-за внешности, сколько от того, что он очень смешно бесился, но по-настоящему отпора дать никому не мог, даже девчонкам. И от Андрея ему тоже доставалось не редко – ну а как иначе, нельзя выбиваться из общего строя, а то и тебя зашпыняют, притом еще хлеще, такой вот закон.

Смешно, но он ведь даже в Машку втюрился, это все знали, потому что Ремизов, дурак такой, валентинки ей слал на 14 февраля, а один раз даже подписался. На что надеялся?

Машка… Как вспомнишь, так сразу настроение портится. Может, и лучше бы, если бы она тоже в Ремизова влюбилась, а не в Андрея. Не было бы потом всех этих ссор, ругани и раздела и без того весьма скудного имущества. И на душе было бы легче. Но лучше об этом не думать. Уж точно не сейчас.

Первая же ступень тонко и протяжно взвыла, когда на нее опустился ботинок. Скрип резанул по ушам, пролетел через весь дом, пропитывая окружающую тьму. Пришлось остановиться и немного подождать, напряженно вслушиваясь – не зашевелился ли кто-то наверху? Но все было спокойно, и вскоре лестница застонала снова.

Андрей шел медленно, стараясь лишний раз не касаться шатких поручней. Когда-то лестница была выкрашена в бежевый, такой скорее чуть в красноту, но сейчас почти вся краска облетела, а ее остатки топорщились грязными струпьями, лопались под подошвами, хрустели, точно тараканы.

На втором этаже Андрей чуть прикрыл фонарик рукой, чтобы не было так ярко. Скрип закончился, теперь на уши давила тишина – пожалуй, она раздражала даже сильнее. Показалось, что слева, невдалеке, что-то прошуршало, но очень тихо – возможно, это просто билась в висках кровь.

Нога чуть не задела грязную бутылку у стены, на миг сердце ушло в пятки. Успокоившись, Андрей плавно поставил сумку на пол, запустил внутрь руку. Молнию он раскрыл заранее, на улице – не хватало еще так тупо выдать себя в самый важный момент. Можно было и вовсе сумку не брать, но почему-то не хотелось заваливаться в дом, размахивая такой штукой в руках. Дурная мысль ведь, если задуматься, бесполезная, но и дело такое подвернулось впервые, никогда не знаешь, как себя поведешь, когда вот так вот…

Пальцы нашарили рукоять биты, крепко в нее вцепились. Андрей купил ее вчера в одном из спортивных супермаркетов, специально ездил в другой конец города, а расплатился наличкой (той, кстати, которую получил от Ремизова). Ничего другого ему тогда в голову не пришло, да и зачем выдумывать, если и до тебя все уже давно изобрели. Он только потом вспомнил, что дома у него имеются и фомка, и молоток, да много чего найдется. Но все же битой показалось как-то сподручнее.

Сподручнее… Наверное, вот это изумляло Андрея больше всего. Он думал о деле так, словно в нем нет ничего необычного. Ну да, нервничал немного, спалось сегодня плохо, но вот если разобраться – чего он боялся? Как бы кто не увидел, как бы Костя его не кинул, как бы не накосячить где-то… Но вообще-то самое страшное крылось в том, что у него не было главной мысли. Мысли о том, что он, между прочим, идет убивать человека.

Нет, умом Андрей это понимал, очень хорошо понимал. Но не испытывал по этому поводу ничего абсолютно. Вот если поймают – плохо, тревожно. А то, что своими руками он отнимет чью-то жизнь – мимо. И вот это уже пугало по-настоящему. Но другого выхода теперь все равно нет. Слишком далеко он зашел. Костю еще можно кинуть, смыться с деньгами, но психологически уже не слезть – он понимал это, когда соглашался на дело.

Андрей по стенке пробрался к той крайней комнате, о которой говорил Костя. Погасил фонарик и аккуратно выглянул из-за дверного косяка. Даже странно, но в эту комнатку все-таки пробивался унылый и тонкий лунный лучик, так что ее вполне можно было осмотреть.

Объект и правда нашелся на месте. Валялся у стенки слева, закутавшись в драный тулуп; его грудь медленно поднималась и опускалась. Лицо разглядеть сложно – закрывают высокий ворот и руки. Но на первый взгляд – совсем стереотипный бомж, примерно то, чего и ожидалось.

В голову Андрея будто накачали воздух. Тело казалось необычно легким, пальцы почти не ощущали рукоять биты. Сколько раз он прокручивал в голове этот момент, смотрел, словно в кино, думал – как поступит, что произойдет дальше. Но в реальности все случилось слишком быстро.

В два шага, уже не скрываясь, Андрей подошел к спящему человеку. Играючи занес биту, размахнулся и резко опустил ее вниз. Хрустнуло, удар отдался в ладонях, влажно чмокнуло, когда поднимал биту обратно. Лунный луч заблестел в лужице, поившей сухие доски пола под ногами.

Ну вот и все.

Андрей достал телефон, опять включил фонарик, теперь без опасений. С первого же взгляда понял - и правда все.

Теперь – конверт. Присел на корточки, наклонился поближе к телу. В ноздри ударила вонь, в которой, должно быть, смешался целый коктейль мерзких запахов: от перегара, до смрада сто лет немытого тела и гнилой одежды. Нащупал карман на тулупе, брезгливо засунул туда руку – облегченно выдохнул, когда пальцы коснулись мятой бумаги. Значит, не придется переворачивать… это, чтобы проверить второй карман.

Вытащил конверт, глянул мельком – на серой дешевой бумаге ничего не написано, пусто. Внутри вроде бы какой-то небольшой предмет, может, еще что, но сразу не понять. Да и наплевать, какое его дело. Сунул за пазуху и все. Стоп, чуть не забыл. Достал из нагрудного кармана листок, который сунул ему Ремизов, следом вытащил оттуда же новенький черный маркер. Обои тут и правда сохранились – болотного цвета, старые до одури, с дурацкими цветочками и веточками. Дореволюционные еще, наверное.

Андрей левой ладонью прижал листок к стене, правой начал корябать рисунок на обоях. Телефон сунул в тот же карман, фонариком наружу.

Символы напоминали ему замысловатых чудищ – у одного будто торчат рога, у другого во все стороны раскинуты завитки-щупальца. Андрей почти не сомневался, что это буквы или иероглифы, но какие и что значат – не имел понятия. Пытался вчера искать по фотке в интернете, но ничего не нашел. Костя, конечно, тоже не признавался.

- Ты главное нарисуй, - говорил. - Пускай неровно, как получится. Но уж постарайся, совсем-то не халтурь.

Андрей старался. Выходило довольно похоже, маркер легко скользил по старой бумаге. Когда дорисовал последний, то убрал листок с маркером в карман и достал обратно телефон.

Не сразу попал пальцем по иконке камеры, открыл браузер случайно, сбросил все, смог наконец запустить фотик, сделал несколько кадров. Вроде все видно, сложно ошибиться.

На всякий случай потыкал тело битой – никакой реакции. Хотел выбросить чертову палку прямо тут, но передумал – улика же, совсем дурак, что ли? Вышел в коридор, пихнул биту в сумку. Решил выбросить в речку, тут идти-то с километр, и пусть, что февраль – там в одном месте вроде водопадика, никогда не замерзает, утки там вечно шастают, можно вот туда прямо под лед запихать.

Пока думал про сумку, спустился вниз по лестнице. Скрип теперь не мешал, наплевать на него. Сунулся к выходу из подъезда и не сразу понял – что-то изменилось.

Темно. Слишком темно. Нет, фонарик он не выключил (сейчас-то кого бояться?), но в том и штука – луч светил прямо на выход, но не освещал ничего. Андрей отметил это походя, особенно даже не обдумал, пока с размаху не уткнулся носом в дверь.

Подъезд закрыли. Пока он шарился сверху, кто-то захлопнул и запер дверь. Андрей вообще не помнил, чтобы эта дверь здесь была – ему казалось, что ее давно сорвали с петель, и он не видел ее, когда заходил. Но было темно, он нервничал, нечего удивляться. Не заметил и шут с ним, но кто ее закрыл?

Внутренности в мгновение превратились в тяжелый ледяной ком. Костя его сдал. А теперь запер и вызвал ментов. Ну какой же он придурок на самом деле, неужели ожидал чего-то другого? Что чудеса случаются? Может быть, но не с ним и не сейчас.

Постойте-ка. Глупость ведь – зачем запирать дверь, если здесь все окна выбиты, стекол нет нигде, одни осколки на полу? Окна же Костя не заколотил?

От этой мысли немного полегчало. Выдохнув, Андрей закинул сумку на плечо, засеменил налево, дернул ручку первой же двери. Затем поразмыслил и решил попробовать дальнюю комнату, окна которой выходили на другую сторону дома - проще скрыться, если у подъезда кто-то ждет.

У крайней комнаты двери не оказалось вовсе, так что Андрей, не теряя времени, миновал проем и быстро направился к окну. Остановился на полпути, выключил фонарик – снаружи такая темень, легко уйти незаметно, и свет тут не помощник. Выключил и тут же чуть не пожалел – его резко накрыло тьмой, словно по голове ударило. Не видно ни крохи, что странно, окно же рядом совсем. Темнота на улице, это понятно, но не настолько же. Медленно ступая, побрел вперед, выставив руки перед собой. Появилась и тут же пропала глупая мысль – не ткнуться бы пальцами во что-то, чего здесь не должно быть. Или в кого-то. Вот это был бы номер.

Ладони уперлись в стену, нащупали куски рваных обоев. Сдвинулись чуть левее, провалились вперед – ага, вот и окно! На всякий случай помахал руками в стороны, вдруг тут рама еще целая, но нет, ничего не осталось.

Под подошвами хрустнуло стекло. Андрей опустил руки на подоконник, уперся животом, закинул ногу. Уселся в проем, как на лошадь. Забросил вторую ногу, устроился поудобнее. Да чего ж так темно-то? Легко оттолкнувшись, спрыгнул вниз, наружу.

Ботинки глухо стукнули о дощатый пол, опять захрустело. Это еще что такое?

Присев на корточки, пошарил руками по земле. Вот только земли тут как раз и не было – только доски, стекло и еще какой-то мусор. Что за бред? Неужели перепутал в темноте и вместо того, чтобы выбраться наружу, опять спрыгнул обратно в дом? Да чушь же, но чего еще тогда?

Развернувшись, Андрей снова налег на подоконник, забрался на него, спрыгнул по другую сторону, ожидая на этот раз приземлиться в мягкий снег. Но снова почувствовал под ногами твердое. Звонко хрустнуло.

Так. Дважды ошибиться невозможно. Если только…

На этот раз Андрей просто перевалился через проем мешком, упал по ту сторону - стекла тут же больно впились в бедро, а ладони встретились с полом. Да что ж это такое?

Соображалось туго. Ситуация получалась настолько странной, что не понятно – то ли пугаться, то ли удивляться, то ли все вместе разом.

Вскочил, нащупал за спиной подоконник. Зашагал вперед, высоко поднимая ноги – не споткнуться бы еще в этакой темнотище. В голове крутилась только одна идея – он просто попал в другую комнату, смежную. Ее не должно быть, да и зачем тогда окно, но вдруг жильцы сами ее переделали? Поставили стенку-перегородку, мало ли. Если так, то надо найти окно уже в этой комнате – вот оно точно ведет на улицу, к снегу и морозному февралю.

Странно, подумалось вдруг, февраль-то морозный, ночь на дворе, но в доме тепло. Чересчур тепло.

От затхлого сладковатого запаха закружилась голова.

Задумавшись, чуть не перелетел через подоконник. Точно – вот оно, окно. Рамы тут тоже нет, осталось только перелезть. Раз, два и…

Под ногами знакомо бухнуло, заскрипело. Осколок стеклышка отлетел к стене, задетый ботинком. Андрею захотелось плакать.

Черт с ним. Пусть ловят, сажают, что хотят пусть делают. Но так больше нельзя.

Андрей сунул руку в карман, вытащил телефон. Свет от экрана болью отдался в глазах, выбил слезу. Ярко, но мало, нужен фонарик.

Луч ударил мощно, так, что на секунду-другую пришлось прикрыть глаза рукой, лишь бы не ослепнуть. Когда проморгался, увидел перед собой дверной проем, за которым угадывалась дверь в соседнюю комнату с чудом сохранившимся номером на ней – позолоченной семеркой, бликующей в свете фонарика. Ту комнату, что была по другую сторону коридора.

Но он же шел все время прямо – от коридора к окну! А не обратно! Заблудился, что ли? Хорошо, если впереди коридор, то, значит, сзади должна быть улица. Хоть это теперь понятно.

Обернувшись, Андрей посветил фонарем в окно. Туда, где, как он думал, были сугробы, заросли кустов и путь наружу.

Но за окном была комната. Точно такая же, в которой он сейчас стоял. А за той комнатой коридор и смутно видневшаяся дверь.

Дверь с золотистой семеркой.

III

Успокоиться получилось не сразу. Точнее – совсем не получилось, но удалось хотя бы взять себя в руки и сбросить оцепенение.

Так. Всегда должно быть нормальное объяснение. Всегда. Надо только его найти.

Зеркала. Ну конечно же! Его обманывают с помощью зеркал. Тут так темно, легко потеряться, а Костя наверняка заранее все спланировал. Иначе и быть не может. И это легко проверить.

Андрей легко перебрался через окно обратно в комнату, в которую светил фонариком. Не особо понятно, конечно, куда нужно зеркало поставить, чтобы такое получилось, да и окно тогда между комнатами откуда, но и это как-то можно объяснить. Просто пока голова плохо соображает.

Проскочив всю комнату, Андрей добрался до двери с семеркой. Схватился за ручку, дернул – дверь легко поддалась, выпустив в воздух облако пыли. Еще одна комната с окном, которое по любой адекватной логике должно выходить во двор, к подъезду. Но сейчас в оконном проеме лишь темнота, ни лучика не видно, а фонарик светил в пол – страшно было поднять его и посмотреть, наконец, что же там снаружи. Страшно, но делать что-то надо.

Луч фонарика неспешно пополз вверх, просочился сквозь окно, выхватывая из мрака куски растрескавшейся рамы.

А за рамой – еще одну комнату с засыпанным мелким мусором полом.

Сердце разогналось настолько сильно, что кроме его пульсации Андрей уже ничего не слышал. Да и нечего было слышать – в доме тишина, и лишь он ее нарушал, но не сейчас, ведь сейчас он стоял на месте, точно врос ботинками в доски, слился с ними подошвами.

Хотелось закрыть глаза и попытаться проснуться. Ведь такого в настоящей жизни быть не может, только во сне.

Спотыкаясь на ходу, Андрей подобрался к окну, всматриваясь в помещение снаружи, хотя и так понимал, что там увидит.

За окном была знакомая комната (впрочем, они все здесь одинаковые), на дальнем конце которой виднелись дверной проем и коридор, а за коридором – еще одна комната с распахнутой дверью и блеском позолоченной семерки.

Плюнув на все, Андрей со злостью выломал остатки рамы, перелез через окно, бегом кинулся через весь дом, опять перелез, снова перебежка через две комнаты, снова окно, снова…

На шестом или седьмом забеге он все-таки подвернул ногу, грохнулся, рассадил щеку до крови, проехавшись по полу лицом. Взвыл даже не от боли, а скорее от безысходности – такого просто не бывает! Это нереально!

Он бы и сам не сказал, сколько времени валялся на грязных досках и пытался вернуть мысли на место. Просто думать как обычно оказалось намного сложнее, чем он мог себе представить.

Хорошо, пусть объяснить все это нельзя. Пока нельзя. Если не можешь чего-то сделать, то нужно переключиться на другое – то, на что ты можешь повлиять. И на что же?

Стоит попробовать другие комнаты. Это во-первых. Если в этих не получается, то в других может быть все нормально. Еще можно постараться выбить дверь – вдруг сработает. Что дальше? Можно проверить второй этаж – если там за окном все-таки луна и снег, то прыгать не высоко. Да черт с ним, он бы и с пятого этажа спрыгнул, если бы можно было, лишь бы закончить этот кошмар!

Только усевшись на полу, Андрей понял, что где-то потерял сумку с битой. Наверное, выронил, пока несся сквозь комнаты – этот забег вспоминался как-то туманно, голова, похоже, совсем отключилась от злости и страха. Но вернуть биту надо бы – с ней немного спокойнее.

Сумка нашлась в соседней комнате, валялась у окна. Вынув биту, Андрей крепко сжал ее в правой руке – в левой он до сих пор держал телефон.

Телефон! Ну что за дурак!

Хотя кому звонить? Да без разницы, хоть Ремизову, лишь бы человеческий голос услышать. Хоть Лехе-соседу набрать, наплести ему что-нибудь, только бы пришел – тут рядом же. Или…

Связи не было. Ноль. Пустота. Андрей даже разобрал телефон, вытащил симку, уронил ее на пол, потом долго искал в темноте, но все же нашел, вернул обратно – никакого эффекта. Сети нет, да и зарядки около половины – фонарик жрет энергию как не в себя.

На всякий случай Андрей прошелся по всей комнате, два или три раза перелез через окно, побродил по коридору, подошел к двери в подъезд – сеть так и не появилась.

Ладно. Пусть. Что там с другими комнатами?

Весь первый этаж выглядел плюс-минус одинаково – пустые, замусоренные квартиры, только в одной сохранился на удивление крепкий шкаф и старый лакированный письменный стол. В этой же комнате как раз странным образом уцелела не только оконная рама, но и стекло. Андрею это показалось хорошим знаком - он выбил стекло битой и пролез на ту сторону, но улицы все равно не увидел.

Все комнаты вели в подобие самих себя. Может, это они и были, просто зациклились – задумываться о деталях не хотелось. Хотелось спрятаться в углу и выть.

Но он все же проверил – притащил поломанный стул из коридора в одну из комнат, поставил на середину. Перебрался в соседнюю комнату-копию через окно, но стула в ней не оказалось. А вот в коридоре-копии он нашелся, стоял, как ни в чем не бывало, на прежнем месте.

Выходит, в каждой версии дома предметы дублируются, а это значит, что каждая комната – точная копия остальных, но все-таки не ТА ЖЕ самая комната. Только вот что это дает? Входная дверь не поддавалась. Да и смысла ее ломать, похоже, не было – устав биться о преграду, Андрей заметил, что из-за нее не сочилось даже тоненькой струйки студеного воздуха. Ну выбьешь ее, а там опять коридор. Нет больше улицы, нет больше луны и снега тоже больше нет!

Бам!

Как раз в тот момент, когда Андрей решился вернуться на второй этаж, чтобы убедиться, что и там тоже дохлый номер – никак не выбраться, сверху что-то глухо бухнуло. Как будто кто-то брел в темноте, споткнулся и упал.

Андрей замер, быстро погасил фонарик и сжал биту посильнее. Это еще что такое?

По спине и плечам прошел озноб, хотя от странной духоты в доме тянуло раздеться – уж хотя бы сбросить куртку.

С минуту больше ничего не происходило, но затем звук повторился. На этот раз, как показалось, чуточку ближе к лестнице. Потом еще раз, и опять, вроде, ближе.

В черноте проклятого дома ничего не было видно, ни зги, но лестница была совсем рядом, напротив, а каждый новый удар слышался будто громче и отчетливее. Фонарик включать жутко, подумалось, что кто бы ни шумел наверху, лучше не привлекать его внимание.

Сердце колотилось еще сильнее, чем раньше, выдавая совсем уж непривычный галоп. Руки било мелкой дрожью, а волны озноба накатывали все чаще.

Когда заскрипела лестница, Андрею захотелось лечь и зарыдать. Пальцы почти разжались, выпуская биту, ноги по ощущениям напоминали две подушки – мягкие, не гнутся, мышц внутри не осталось.

Теперь он слышал не просто невнятный шум, а целый ряд повторяющихся звуков: сначала шлепок, потом глухой удар и скрип ступеньки, затем непонятный шорох – как будто что-то спешно тащили по полу. Через паузу все повторялось сначала. Понимание пришло не сразу, но когда мысль ворвалась в перепуганный разум, тело точно окатили ледяной водой.

Кто-то неуклюже, с трудом пытался спуститься по лестнице, волоча ноги по доскам.

Андрей еле слышно простонал сквозь до боли стиснутые зубы и попробовал встать. Ноги слушались плохо, двигались еле-еле, но все-таки он мог идти и это уже немного радовало. Нужно сматываться от лестницы, куда угодно. Что бы ни спускалось сейчас со второго этажа, встречаться с ним он бы не захотел ни за что на свете. Андрей понимал отчетливо и ясно – стоит ему только увидеть это, и он попросту помрет на месте. Или свихнется, но от этого не легче.

Перед глазами встала картинка с трупом того бомжа наверху. А вдруг это он? Вдруг не умер, очнулся, а теперь тоже хочет выбраться из дома? Да нет, не мог он выжить, после такого не выживают! Но даже если это он, даже если он чудом все еще не подох – Андрей содрогался только от одной мысли о том, что в свете фонарика разглядит его залитое кровью лицо. Гримасу боли, непонимание в тусклых глазах.

А потому, с трудом переставляя ноги, он побрел вдоль стены к дальним комнатам слева, стараясь не шуметь. Удары, шлепки и скрипы все еще слышались за спиной, подгоняли флюидами страха. Нашарив наконец проем комнаты под номером семь, Андрей юркнул внутрь и осторожно прикрыл за собой дверь. Прислонился к щели ухом.

В первое время он ничего не мог расслышать, но потом все же разобрал какую-то возню в районе лестницы. Шум иногда прекращался, но тут же шлепки и удары раздавались вновь, и Андрей быстро понял, что они опять становятся громче. Кто-то настойчиво двигался в сторону его укрытия, оставив позади лестницу и подъездную дверь.

Ясно, что бежать из комнаты некуда. Только в окно, но там опять эта же долбанная комната! Что, если тот, кто сейчас пробирался к нему по коридору, идет еще и с той стороны?

Андрей схватил дверную ручку, уперся ногой в косяк и потянул. Вдруг эта штука попробует прорваться? Если так – легко он не сдаваться не собирается.

Нелепое подобие шагов подбиралось все ближе, а когда до ушей донеслось сиплое дыхание чужака, шлепки и удары прекратились.

Оно остановилось за дверью.

Андрея трясло. От твари, которая стояла в коридоре, его отделяло старое прогнившее дверное полотно, которое вот-вот могло свалиться с петель. Тот, что ждал теперь на другой стороне, дышал шумно и медленно, воздух с хрипом и свистом выходил из его легких, а порой слышалось противное причмокивание.

От зверского пульса перед глазами плавали красные разводы. Весь мир прятался во тьме душного заброшенного дома, и не осталось ничего на всем свете, кроме боли во вцепившихся в дверную ручку пальцах и звуков жуткого дыхания рядом.

А позади еще где-то притаилось окно, что вело в такую же точно деревянную коробку – и это грузом давило на спину, ведь в той, заоконной комнате, дверь наверняка была распахнута, а если даже нет, то ее никто не держал. И эта тварь или кто угодно другой легко могли подкрасться сзади, а бежать больше некуда. Бита валялась на полу у ног, но будет ли от нее толк?

Дверь с той стороны тихонечко потянули. Андрей застонал, но крепко держался за ручку. Опять потянули – на этот раз сильнее. Из открывшейся щели пахнуло мертвечиной.

После еще нескольких попыток тварь сделала паузу, а затем мощно и резко дернула дверь, да так, что Андрей чуть не упустил ручку из пальцев – еще бы немного, и последняя преграда пала.

Пот градом катился по спине, стекал по лбу, смешиваясь на щеках со слезами. Сил уже почти не осталось, руки онемели – пожалуй, еще один такой рывок и все, на большее его не хватит. Но пока…

С той стороны перестали тянуть. Пару минут существо сипело рядом, а потом довольно шустро, не так, как раньше, зашлепало прочь. Шаги удалялись, а Андрей осел у двери на пол, закрыл лицо ладонями и тихо заплакал.

Надо что-то делать. Все равно что, но еще минуту этой темноты и ужаса он не перенесет.

Вытащил телефон из кармана, включил фонарик. Да, страшно включать, но еще страшнее сидеть без света – мрак сводил с ума. Луч пробежался по полу, мелькнул по упавшей бите, пощупал стены, остановился на окне.

Конечно, там была комната. Может быть, ровно такая же. Хотя нет, одно отличие все же бросалось в глаза – ее дверь, как он и думал, оказалась распахнутой.

А за проемом, возвышаясь под потолок, стояло нечто.

IV

Заметно дрожащий луч фонарика упирался точно в силуэт за дверью, но Андрей никак не мог рассмотреть эту образину. Глаза почти не видели – ресницы слипались от слез, а пульсирующие разводы от бешеного сердца никуда не пропали.

Тварь пока застыла за проемом и не двигалась, но Андрею казалось, что она куда выше двери и для того, чтобы войти в комнату, ей придется нагнуться. Массивное тело словно бы расплывалось в поле зрения, контуры искажались и постоянно сдвигались, а конечностей (это сложно было назвать руками) виделось то четыре, то шесть – разобрать невозможно. Существо будто бы легонько качалось из стороны в сторону, издавая еле слышные влажные звуки.

Тварь нагнулась, всунула в комнату длинную, продолговатую голову, уперлась лапами в дверные косяки. Андрей мог бы поклясться, что разглядел на гладком овале темного лица два вертикальных ряда пуговок-глаз. Сверху голову венчали ветвистые черные отростки.

Морда медленно качалась влево и вправо на тонкой шее, влажные причмокивания слышались громче и чаще.

За спиной чуть скрипнула дверь – Андрей случайно толкнул ее, невольно отползая назад. И этот звук неожиданно отрезвил.

“Что ты сидишь, дурень, беги! Куда угодно!”, - заорали мысли в голове.

Почти не соображая, что делает, Андрей вскочил на ноги, бросился вон из комнаты, небрежно отбросив дверь плечом. Рванул к лестнице, и тут же позади услышал то, чего боялся сейчас больше всего.

Громкий топот, удары тяжелых ног по старым доскам.

Лестница проявилась из мрака слишком неожиданно, Андрей не замечал уже ничего, со всего маху влетел в бежевые перила. Перед глазами сверкнуло от боли, резануло руку, но это плевать, главное – бежать, бежать дальше. Ступеньки стонали и трещали под подошвами, норовили развалиться, не пустить наверх. Плечо сильно ныло, тупая немота добиралась до пальцев.

Не раздумывая, Андрей свернул направо, судорожно высвечивая пустые комнаты. Вот общие туалеты, но там окон нет, дальше кухня с желтыми осколками плитки на стенах – здесь окно есть, но за ним опять плитка, отсюда кажется, что даже страшнее, точно огромные гнилые зубы развесили вместо обоев. Следом пошли комнаты – без дверей, внутри пусто, только в одной драное кресло валялось в углу. И в окнах тоже комнаты, но как же так, хоть где-то должен быть выход?

Крайняя справа квартира еще с дверью, но без номера. Тяни за ручку, не тяни – не поддается. Заперта! Андрей навалился плечом, тут же дернулся – забыл уже, что всю руку ломит, тянет нещадно. Пнул посильнее, раз, другой – дверь крепка. Да и стоит ли туда рваться? Чего там может быть нового?

Может – Андрей не поверил своим ушам, но ошибиться сложно, потому что за дверью тихо, но отчетливо, играла музыка и, кажется, кто-то пел. Слов не разобрать, да и язык непонятный, к тому же слушать мешали удары сердца-гонга в черепе. Песня тягучая, медленная. Голос сливался с музыкой, раз за разом повторял одни и те же фразы, то прибавляя надрыв, то переходя почти на шепот.

- Открой! Открывааай!

На удары и крики никто не ответил. Андрей попытался еще, но без толку. Выругался про себя – даже если внутри кто-то есть, то туда все равно не попасть. И как он раньше не услышал? Хотя тихо играет, со стороны лестницы, похоже, не заметишь.

Топот внизу затих. Тот, кто гнался за ним из седьмой квартиры, на лестницу пока подниматься не стал. Андрей выключил фонарик и пожалел, что бросил биту на первом этаже. Не факт, что от нее был бы толк, но все-таки…

Пробираясь на ощупь, Андрей двинулся к левому крылу. Туда, где оставил труп. Возвращаться не хотелось, но если и там нет выхода, то его нет больше нигде. Если только в закрытой квартире, но ее придется оставить на крайний случай. В голове странным образом прояснилось. Сковывающий ужас отступил, но вряд ли надолго – стоит только услышать шаги за спиной или увидеть ту тварь…

Из комнаты, в которой осталось тело, сочился тусклый свет. В обычной ситуации это и светом было бы сложно назвать, но когда глаза настолько привыкают к темноте, то даже такое полумертвое сияние кажется ярче палящего летнего солнца. Неужели из окна? Неужели там есть выход?

Но все надежды рухнули, как только Андрей переступил порог. Комната была темна, как и все другие, лишь на стене еле заметно подсвечивались четыре крупных символа. Те самые, которые он сам старательно выводил маркером на обоях. Окна даже не было видно.

Заряда на телефоне оставалось все меньше, но пришлось вернуть к жизни фонарик. А когда свет зажегся, Андрей подумал, что красная пелена перед его взором стала совсем уж непроницаемой.

Труп исчез. Точнее, сменил форму, растекся по полу и стенам, заляпав даже потолок. Бордовые потоки и ошметки плоти замарали доски, точно тело упруго накачали воздухом, как причудливый воздушный шарик, а потом, шутки ради, проткнули иголкой.

Бум!

Под ботинком что-то хлюпнуло, зачавкало. Лучше не смотреть, на что он наступил.

А за окном, конечно, никакой луны и снега. Только кровь и обломки костей.

Андрей выключил свет. Снял куртку – от духоты было уже невыносимо. Пробежался по карманам на всякий случай – сигареты, зажигалка (пойдет как запасной вариант на случай, если сядет телефон), жвачка.

Так, а это что? Ну конечно, конверт! Он уже забыл про него, да и какая теперь разница. Машинально разорвал бумагу, в ладонь упало маленькое и гладкое. Ощупал подушечками пальцев, а когда понял, сердце забилось чуть быстрее.

Ключ. Это же ключ! А что, если…

Обратно идти было чуть легче. Куртку оставил на полу у комнаты с символами, нет смысла тащить ее с собой. На улице холодно, но если он выберется – до дома дотянет хоть голым, лишь бы сбежать отсюда.

Внизу, у первых ступенек лестницы, слышалась какая-то возня. Кто-то топтался рядом с подъездной дверью, не решаясь подниматься. Чавканье и клокотание казались рассерженными.

Надо торопиться, иначе будет поздно.

Замочную скважину решил подсветить зажигалкой – не так заметно. Ключ легко вошел в паз, плавно провернулся со щелчком.

Внутри пахло чем-то сладким и травяным. Музыка играла все так же монотонно, пропитывая тоскливыми звуками пространство вокруг. Андрей, стараясь не шуметь, прикрыл за собой дверь и снова запер ее на ключ. Только тогда включил фонарик.

Первым делом посветил в окно – нет, и здесь не улица, снова коробка квартиры. Зато не пустой – по центру стоял дряхленький столик, на котором валялись фотография, потухшие свечи и…

Телефон, из динамиков которого, как заезженная пластинка, струилась та самая песня.

Андрей сел на пол у столика, взял в руки фотографию. Это же весь их класс, кажется, выпускной год. Вон Ремизов пристроился в углу, его не видно почти, вон Машка улыбается в середке. А вот и он сам, рядом с класснухой, в пиджаке. Лицо обведено красным кружком. Что это за хрень?

Около телефона клочок бумажки. С одним словом: “Включи”.

Когда экран загорелся, музыка тут же заглохла. На рабочем столе Андрей увидел только одну папку с названием “Посмотри”. Внутри оказался видеофайл.

На дисплее появилась ухмыляющаяся рожа Кости Ремизова. Захотелось в нее плюнуть.

“Ну привет! Ну как ты, страшно? А будет еще страшнее. Я не уверен, что ты это вообще увидишь, но лучше бы увидел. Так было бы интереснее”.

Ремизов, сука. Знал, знал же, что нельзя ему верить. Повелся на деньги. Сам дурак, но каков Ремизов! Но зачем? Что он ему сделал?!

“Не буду тянуть, тебе и так немного осталось. Ты хоть понимаешь, как я тебя ненавижу? Да ни хрена ты не понимаешь! Думаешь, это из-за школы, да? Придурок ты, Андрюша. Каким был, таким и остался. Ну вот хоть про ключ догадался, это молодец.

Насрать на школу! А вот за Машку ты мне ответишь. Я ведь тебя сразу грохнуть хотел, как только она мне все рассказала. На той тупой встрече. Как ты ей жизнь испортил. А я с самого начала знал, что так и будет! Ты, скотина, ее не заслуживаешь! Это я любил ее все это время, а ты, ты…

Но потом подумал – мало тебя просто грохнуть. Надо, чтоб помучался. И помучаешься еще, уж я-то знаю.

Видел уже его? А нет, так увидишь. И можешь на меня не злиться – сам виноват. Убил мужика? Убил. Принес ему жертву. Нарисовал буквы? Нарисовал – это как печать на контракте. Ты сам ему отдался. Добровольно.

Но я помог немножко, конечно, есть грешок. Его не так просто вызвать и привязать к месту. Нужно очень сильно кого-то ненавидеть. Представляешь? Ненависть нужна и фотка. А у меня все было!

Ты ведь даже не сдохнешь. Он тех, кто добровольно, не убивает. Если только просто так вызвать. Тут круче штука, ха-ха – он тебя впитает. Будешь с ним вечно таскаться. Я не пробовал, сам понимаешь, но думаю, что это весело. Развлекайся!”

Ремизов салютнул на прощание и ролик закончился.

Андрею хотелось смеяться. Это он из-за Машки, сволочь, ну каково, а? Из-за Машки! Десять лет со школы прошло, а он все туда же! Мститель хренов!

Внутри на горючем огне закипала злость, вспучивалась, распирала клетки. Даже страх отступал на задворки сознания, замещался.

Так, глупо злиться, надо думать. В том, что наболтал Ремизов, было что-то дельное. Нужно только зацепиться.

Точно, вот оно! Символы – это печать. Он их нарисовал, и дом сразу закрылся, замкнулся в себе. А если их стереть – печать рухнет? Стоит попробовать, терять все одно нечего.

Швырнув ненужный ремизовский телефон обратно на стол, Андрей припал к замочной скважине ухом, прислушался. Топот есть, но далеко. Наверное, так и крутится эта штука внизу, непонятно только, почему не поднимается. Да хрен с ней. Отпер дверь, аккуратно приоткрыл – свет решил не зажигать, уже дважды здесь в темноте проходил, можно и в третий. Быстро прошел коридор, миновал лестницу (у ее подножия теперь кто-то негромко рычал), скользнул к крайней комнате. Слабый свет никуда не делся, манил к себе.

Под ногами хлюпало, подошвы прилипали к полу. К горлу подкатила тошнота.

Андрей хотел было замазать символы маркером, но вспомнил, что оставил его в куртке – не искать же ее сейчас! Заскреб ногтями по стене, наконец, зацепил краешек обоев, рванул на себя, отдирая лоскут за лоскутом.

Обрывки бумаги летели на пол, но буквы и не думали гаснуть. Не получилось. Не сработала идея. Надеяться больше не на что.

Где-то совсем рядом раскатисто проклокотало, ударило шумно в пол. Сердце тут же камнем ухнуло вниз.

Все-таки поднялась, нашла.

А сил больше нет. Устал. Устал бегать, бояться, устал от постоянного мрака, духоты. Но и сдаваться так просто? Надо хотя бы попытаться.

Собравшись с духом, рванулся к выходу, чувствуя, что тварь уже перелезает через окно и времени у него в обрез. Слышал грузные шаги позади, торопливые шлепки, а затылок обдало горячим дыханием.

Он ничего не видел в этой тьме, но сразу догадался, что попалось ему под ноги почти у проема в коридор. Его же куртка.

Ноги заплелись, Андрей в который раз грохнулся на пол, вывернув руку. И понял, что подняться уже не сможет.

Страх вновь заполнял его нутро, но он сопротивлялся, не давал залить себя полностью. Нет, ему нужна другая эмоция, страх здесь не поможет.

Если выхода нет, то остается только одно. Что там говорил Ремизов – нужна ненависть? О, этого добра у него сейчас с избытком.

Уже не слыша, как шлепающие шаги подбираются все ближе, Андрей усердно вспоминал морду Ремизова, как он ухмылялся на видео, как мерзко звучало имя Машки, слетавшее с его губ. Раскалял, под завязку накачивал себя злобой и лютой ненавистью.

Кто-то крепко схватил его за ногу, потащил на себя. Он даже не стал сопротивляться, в этом уже не было никакого смысла, только тщета. Длинные пальцы впились в бока, схватили за руки, оплели затылок. Клокотание и чмоканье раздавались над самым ухом, на лицо упали капли вязкой горячей слюны.

Андрей почувствовал, как его прижимают к чему-то склизкому и одновременно гладкому, словно резина. Вжимают все сильнее и сильнее, от смрада уже невозможно дышать, тело начинает проваливаться в мягкую, податливую чужую плоть. Уже ушли ладони, плечи, а когда клейкая масса охватила лицо, он понял, что больше не может вздохнуть.

Боли не было. Были только мысли.

“Пей мою ненависть. Если я стану твоей частью, то и ты тогда станешь частью меня. А у меня есть только одно желание”.

∗ ∗ ∗

Костя Ремизов закрыл кабинет на ключ и не спеша побрел к лифту. Коридор офиса к этому времени уже опустел – почти все собрались домой, а вот ему торопиться было некуда. Его дома никто не ждал, разве что комп и телевизор, так что возвращаться не то чтобы не хотелось, но, так скажем, не шибко тянуло.

Радовало одно - Андрей на звонки не отвечал, а это уже очень хороший знак. Похоже, задумка сработала, и туда, где сейчас обретался этот придурок, звонки дойти ну никак не могли. Это грело душу.

Костя ткнул кнопку лифта, подождал, когда приедет кабина. Вошел внутрь, небрежно раскручивая связку ключей на пальце. Лифт поехал.

Когда двери раскрылись, Ремизов инстинктивно шагнул наружу и только потом понял, что никуда не спустился – он вышел на том же этаже, на котором и сел. Что еще за дела?

Впрочем, это даже к лучшему. Костя как раз вспомнил, что забыл в кабинете часы – всегда снимал перед работой и постоянно потом уходил без них, ну что за напасть. Специально подниматься бы уже не стал, до завтра бы потерпели, а тут, стало быть, можно и вернуться.

Открыв кабинет, Ремизов прошагал к столу, протянул руку к часам, но тут же осекся, тупо уставившись в окно.

Привычный городской пейзаж исчез. За стеклом был точно такой же кабинет со столом и наручными часами, но уже без Ремизова.

---

Автор: Антон Темхагин.

Текущий рейтинг: 84/100 (На основе 75 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать