Жизнь и смерть рядового Вешкина (Марта Кетро)

Резкий звонок в дверь, который во времена хипповской юности называли ментовским, мог напугать, если бы полгода назад она не разучилась бояться. Она открыла, не заглянув в глазок и увидела на пороге типичный комический дуэт: потного полнотелого мента, её ровесника, и щуплого парнишку, чья молодость отозвалась в сердце тупой болью.

— Каптан Стпнкв, — корочки мелькнули в воздухе, — гржданин Вешкин Никита Лександрыч здесь прживает?

— Здравствуйте, — неожиданно встрял ментёныш. Ему пока что было неловко заходить в дома, не здороваясь.

— Не проживает, — ответила она и попыталась закрыть дверь, но старший уже протиснулся в прихожую.

— Сообщите фктический адрес прживания, — заученно пробубнил он, — и за повестку рспишитесь.

Она нехорошо усмехнулась:

— На Семёновском он, сто двадцать первый ряд, место восемнадцать Б, уже полгода как.

— Извините, — испуганно сказал младший.

— Выбыл, значит? Ну-ну. А повесточку вы ему всё-таки передайте.

Он попытался сунуть ей бумажку, но листок выпал из безвольных пальцев. Младший, мучительно краснея, подобрал его, покрутил головой и нашёл, куда положить — на комод.

Они ещё немного помялись на пороге и вышли.

— Зачем вы так, Михал Сеич? Горе у человека, а вы повесточку.

— Видал я этих горемык, небось на даче в подполе прячет ушлёпка своего.

— Не врут про такое, Михал Сеич, разве же можно.

— Эти про всё врут, святого у них ни на копейку. Ни родины, ни совести, лишь бы жопу свою прикрыть. Ничего, военкомат его из-под земли достанет, подымет, отряхнёт и в строй поставит. Не таких призывали!

Мальчишка досадливо пожал плечами, но спорить не стал. Капитан — мужик туповатый, но злить его себе дороже, недолго и самому в строй угодить, вместо ловко откосившего Вешкина.

Она заперла дверь и ушла в спальню, в полумрак, и не заметила, что листок, лежащий на комоде, на мгновение полыхнул красным, а потом рассыпался сухим белёсым пеплом. Да если бы даже и заметила, какая теперь разница.

∗

Он открыл глаза и увидел высокое вечернее небо, которое медленно наполнялось темнотой. На горизонте трепетали всполохи, и это был не закат, там, очевидно, шёл бой, грохот разрывов докатывался с некоторым опозданием — далековато. И ему необходимо идти туда.

Непонятно, что он вытворял ночью, если очнулся лишь сейчас, не помня толком даже себя. В голове осталось одно только знание, что нужно поднимать отделение и выполнять боевую задачу где-то там, южнее. Кстати, как оно, отделение?

— Подъём, народ, — он наконец-то утвердился на ногах и разглядел их всех: четверых мужиков и девчонку. Форма потрёпанная, с единственной нашивкой — красный круг на плече, поблёскивающий в закатном свете. Стволы стандартные, у него, Шкета и Еврея калаши, эрпэкашка у Психа, эрпэгэшка у Байкера, из холодного у всех «каратели». У Задвиги ксюха и аптечка на плече. И он над ними старший — Комод.

— Встали, встряхнулись и вперёд, враг там, задача понятная, до полного уничтожения. Пошли.

И они пошли.

Он покосился на бойцов: странное дело, вроде морды знакомые, но в упор ничего не вспоминается — давно ли их отделение на передовой, сколько вообще длится эта война. Да что там, он даже имён ничьих не знал. Включая и собственное, одни кликухи поганые.

Двухметровый Байкер, бритый наголо, тащил свой гранатомёт легко, как пушинку. Еврей и Шкет негромко переговаривались, Задвига витала в облаках. Псих тихо напевал под нос, неотвязный мотивчик лез в уши, и Комод в конце концов разобрал слова:

Утром, днём и вечером, ночи напролёт,
За Проксиму Центавра погибает взвод
Все патроны кончились, больше нет гранат,
нас в живых осталось только шестеро молодых солдат.
Наш Комод израненный прохрипел «Вперёд»,
За Проксиму Центавра погибает взвод…

— Выть прекратил, — устало бросил Комод, — и хватит херню нести, мы, между прочим, за Родину дерёмся, не опошляй.

— Да ладно, — удивился Псих, — За Родину? А ты её помнишь? Хотя бы с кем воюем, знаешь? Ты, Шкет, ты у нас самый умный, кто наш противник?

— Ну эти, ускоглазые, — смутился Шкет.

— Не, — перебил Байкер, — на боевых пидорасов идём.

— А по-моему, там инопланетяне. Такие, в экзоскелетах, — сказала Задвига.

— Арабы, просто арабы, — тяжело вздохнул Еврей.

— В общем, врага своего мы не представляем, —подвёл итог Псих, — родины не помним, а о себе знаем что? Да нихрена. Вот ты, Задвига, что помнишь из прошлой жизни?

Девчонка задумалась:

— Нуууу… Операционную помню.

Она подрабатывала санитаркой в хирургическом отделении, при нынешнем дефиците кадров брали кого угодно, лишь бы силёнок хватило и желудок не подвёл — работка не для брезгливых. Она справлялась, и потихоньку задруживалась почти со всеми, переспала кое с кем из мужиков, наладила отношения с тётками, обвыклась. Да так, что на день рождения коллеги подарили торт, а анестезиолог от всего сердца преподнёс ампулу сэкономленного кета, она давно хотела попробовать.

И ночью, когда выдалось спокойное дежурство, она вошла в операционную, включила лампы, легла на пол и ширнулась. Она помнила, как слепящий свет залил всё вокруг, поднял её над полом и притянул к потолку, как ту корову к летающей тарелке, как мир распался на разноцветные сияющие фрагменты и сама она тоже распалась, и даже тошнота, подкатившая к горлу, ей не мешала. Она помнила, как изо рта у неё забил радужный фонтан, не давая дышать, но это было нестрашно, совсем нестрашно. А потом она очнулась на этом сраном поле с мужиками.

Псих катил на доске по мосту и от нефиг делать залетел на парапет, финтанул, но что-то пошло не так и кик-флип сначала затянулся, как во сне, а потом резко закончился, и вонючая холодная вода ударила в спину.

Еврей помнил программу Маса, по который впервые приехал в Иерусалим, раздумывая, не приобщиться ли ему к иудейской жизни. В толпе возле Яффских ворот началось нервное движение, но он зазевался, рассматривая жёлтые булки на лотке, да и жара неотвратимо плавила мозги, и он совершенно упустил момент, когда на него вылетел бородатый парень с дикими глазами, а в боку запекло, как от пули. Но выстрела он не слышал, да и вообще больше не слышал ничего.

Шкет просто шёл домой поздним вечером. Кристиночка вроде уже совсем собиралась ему дать, но все тянула, а он млел и не смел настаивать. К полуночи она соскучилась и выперла его за порог. И уже возле самого дома, в подворотне, его окликнули. Он не успел обернуться, и даже боли особой не было, что-то тяжело толкнуло в затылок и всё.

Байкер помнил только, что у него отвалилась печень. Сначала мутило, постепенно стало совсем худо и однажды врач довольным голосом сказал «рачок». Дальше было много боли, но потом ему всё-таки выписали опиаты и стало нормально.

Комод выходил из офиса, где занимался менеджментом. После вышки он уже был управленцем среднего звена и неплохо себя чувствовал, а в тот день закончил пораньше, вызвал такси и вышел на обочину, следя в приложении, как движется к нему жёлтенькая машинка. И потому у него не было ни малейшего шанса увернуться от джипа, потерявшего управление на повороте. Да он его и не заметил, буквально вот только что рассматривал карту, а через вечность открыл глаза и увидел высокое небо и всполохи на горизонте.

— Похоже, — подвёл итог Еврей, — мы все так или иначе оказались в больничке. Так понимаю, нас чем-то наширяли и выкинули сюда. Для опытов.

—Да кому мы нужны, — пожал плечами Псих, — похищать, ширять, когда полно бомжей неучтённых.

— А я думаю, инопланетяне, — сказала Задвига, — вы бы видели этот луч света…

— Я под морфием тоже многое видел, ну да и хрен с ним. Другое интересно — щас-то мы где и как отсюда вылезать.

Комод на правах старшего собирался что-то ответить, но тут внезапно, в одну секунду, началось. Только что впереди было пусто, и вот уже на них несётся толпа безликих бойцов в чёрном, и тело само включается, стреляет, рубит, уворачивается и бьёт, бьёт, бьёт.

Неизвестно, сколько это длилось, но атака всё-таки захлебнулась, они прорвались, оставляя за собой трупы врагов, и залегли под полуразрушенной бетонной стеной — какое-никакое укрытие. Комод оглядел людей, кровищи много, но вся вроде чужая, хотя Шкет подозрительно бледен.

Задвига подобралась к парнишке и стала стягивать с него рубаху. Осмотрела рану в боку, выматерилась и принялась перевязывать. Когда Шкет после укола соскользнул в забытьё, и она пристроила его голову к себе на колени и прикрыла глаза.

— Как он? - спросил Комод.

— Не жилец, — коротко ответила Задвига, поглаживая Шкета по грязным волосам.

Псих тем временем искоса разглядывал её, отмечая небольшие сиськи и круглую попу, но больше удивлялся, что тело его совершенно не реагирует на близость девчонки. Он обычно легко загорался, ему годились женщины почти любого возраста, он хотел только раз за разом забивать член в податливую плоть, а в этом ракурсе все бабы одинаковые. А теперь даже не привстал, и это всерьёз пугало. Потом понял, что за весь долгий вечер не сподобился ни попить, ни поссать, не говоря о еде. Ну и дела.

Когда стемнело окончательно, Задвига подсунула Шкету под голову аптечку, перелезла к Байкеру и задремала у него на плече. Через пару минут никто из них уже не шевелился.

Шкет очнулся резко, как от пощёчины, и снова был закат, и небо на юге пламенело, а ветер доносил звуки взрывов и запах гари. Задвига подняла голову и посмотрела изумлённо:

— Чувак, я думала, ты не встанешь, у тебя же дырища во весь бок… покажи-ка.

Под бинтами была ровная гладкая кожа.

— Фигасе ты киборг, Шкет.

— Я Никита, — сказал он. — Я теперь помню, что я Никита, и ещё всякое. Не всё.

После этого он надолго замолчал, потому что жить беспамятным, оказывается, гораздо легче, чем внезапно осознать, сколько всего ты забыл и потерял.

Но времени на переживания было, Комод снова повёл их в атаку — нет, не Комод даже, казалось, какая-то сила тащила их навстречу противнику, не давая замедлиться и откосить. И всё почти обошлось, но в самом конце Психу разворотило живот, Задвига кое-как затолкала его лиловый поблёскивающий ливер поглубже, наширяла обезболом, но Псих всё равно стонал и метался.

— Пристрели меня, Комод, сил нет.

— Ты чего, потерпи, парень, завтра будешь, как новенький.

— В том-то и дело, — вмешался Байкер, — пристрели, чтоб не мучался.

Комод поднял автомат, но почувствовал, что не может выстрелить. Дело не в жалости или ещё в чём, физически не получает, будто запрет какой.

— Не могу, прости. Натурально рука не слушается.

— Логично, — заметил Еврей, — перестреляли бы друг друга и до завтра свободны. Кто же нам такое даст.

Наутро Псих вспомнил, что его зовут Пашка.

За следующие дни Байкера убили четыре раза, Комода трижды. Чаще всего вылетал Шкет, он был наименее приспособлен к бою, даже Задвига оказалась ловчей, тем более Байкер без слов взялся её опекать. У них появились имена, и не только — после каждой смерти они возвращались всё более живыми, вспоминая себя полней и острей.

Никто уже не говорил про больничные опыты и секретные препараты, не до того было. Они дрались, умирали и жизнь прирастала к ним кусками, а вместе с ней и тоска, которая не проходила от следующей смерти, а только ширилась.

Меж тем они продвигались по бесконечному полигону, усеянному обломками военной техники; на нём всегда были сумерки, и никаких строений, кроме полуразрушенных укрытий, и никаких людей, кроме непонятных врагов. Даже трава не росла, всё вытоптано, выжжено, изрыто и мертво.

Однажды Шкета осенило.

— Чуваки, а ведь должна быть какая-то цель, после которой нас того, отпустят? Зачем-то это всё сделано и к чему-то ведёт? Давайте обмозгуем, как это может закончиться, Комод, ты начальство всё-таки, есть понимание, куда идём?

— Продвигаемся, — ответил он неопределённо, — я просто знаю, что надо идти вперёд и мочить. Остановиться нельзя, назад нельзя, убивать своих нельзя, вот и все правила.

Псих задумался:

— А что если сломать систему? Если нас всех кокнут за один раз, может, это говно насовсем закончится?

— Идея настолько дурацкая, что даже интересная, — согласился Еврей, — только прикинем, как устроить, чтобы всех сразу, и нас, и уродов этих.

На подготовку ушло время. Байкер приглядывался к брошенной технике, ковырялся в железе, сливал топливо и мастерил какую-то ржавую хрень в периоды затишья.

Но даже вечность однажды заканчивается, как-то они проснулись и поняли, что всё случится сегодня. Враги тоже будто бы знали и пёрли, как звери. Шестеро дрались плечом к плечу, хотя Байкер и норовил прикрыть Задвигу, но она вывернулась — поздно прятаться, да и незачем. И когда их плотненько взяли в кольцо, Байкер дёрнул рычаг своей ржавой хрени и в воздухе остро запахло бензином. Маслянистые брызги разлетелись, заливая всех без разбора, над ними на мгновение повисла радуга и Псих счастливо расхохотался. Он смеялся, вырывая чеку, смеялся, забрасывая гранату в гущу схватки, смеялся, когда огонь вспыхнул и поглотил их всех.

∗

Она внезапно очнулась среди ночи. Впервые приснился Никита. Полгода молилась по вечерам, чтобы увидеть его во сне хотя бы на минуточку — разве она много просила? И вот он стоял, повзрослевший и спокойный, обнять его не получалось, она только и смогла растерянно спросить: как тебе там, малыш? Я теперь совсем живой, сказал он, и растворился в ослепительной вспышке.

Она открыла глаза и поняла, что теперь совсем всё.

Примечания

Текущий рейтинг: 67/100 (На основе 26 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать