Город Подсолнухов

Эта история была написана участником Мракопедии в рамках литературного турнира. Пожалуйста, не забудьте указать источник при использовании.

Якоб Бакалович

1925 год

В тот день Брест утопал в бесконечных реках, словно младенец, что всё ещё учится держаться на воде. Лёгкий летний дождик перетёк в ливень, а затем и вовсе, потеряв всякую наглость, отдал городу все свои обиды, что накопил за последние жаркие дни. Горло Якоба же утопало в бесконечных флягах дешёвого виски, от одного лишь запаха которого разбегались все крысы, приютившиеся по уголкам вагонов. Впрочем, вагонов вокруг Якоба набралось немало – новые поезда вечно ломались, а чинить их кто-то должен был.

– Да, сэр, это он. Я оставлю Вас наедине, – Якоб услышал приглушённый голос снаружи локомотива, в котором он так удобно уселся.

– Вылезай давай! – это был уже другой, более строгий и хриплый баритон, явно направленный в сторону сидящего в локомотиве.

Якоб нервно покрутил обручальное кольцо на своём безымянном пальце и неуверенно выглянул из вагона. Перед ним стоял низкий и широкий джентльмен с пышными усами и сияющей лысиной.

– Инспектор Войцех Войцеховски, – натянуто улыбнулся мужчина и протянул вперёд свою руку.

– Добрый вечер, инспектор, – Якоб косо посмотрел на джентльмена и пожал его маленькую ручку, – вы чего-то хотели?

– Ох, вы очень проницательны, уважаемый…

– Якоб, сэр. Якоб Бакалович.

– Якоб, точно. У меня совсем плохо с памятью, – инспектор на секунду захохотал и тут же отпустил улыбку куда-то далеко, сменив её на настолько угрюмую гримасу, что солнце, изо всех сил старающееся пробиться сквозь плотную ограду туч, бросило все свои попытки и совсем исчезло, – выворачивайте свои карманы.

Якоб замялся и начал выдавливать что-то невнятное:

– П-послуша…

– ВЫВЕРНУЛ КАРМАНЫ НЕМЕДЛЕННО!

С таким тоном было трудно спорить, и Якоб, не затягивая интригу, вытащил из заднего кармана комбинезона практически пустую металлическую флягу. Войцех мигом выдернул её из рук и сделал глоток «на пробу».

Несколько невероятно тягучих мгновений отделяли инспектора от глотка дешёвого виски до страшной и до жути чётко отбитой фразы:

– Вы уволены.

Семья Якоба и так еле-еле сводила концы с концами, прямо как пуговицы на пиджаке инспектора Войцеха Войцеховски. Теперь же, после устранения единственного источника заработка, сложно было представить, что ждало супружескую пару Якоба и Ланы Бакаловичей. Ещё сложнее было представить, что ждало их любимую дочь Лизу.

В глубине души Якоб понимал, что рано или поздно это произойдёт, хоть и надеялся от всего сердца, что каким-то чудом избежит наказания. Угрюмо шагая домой с обмокшим от дождя портфелем и в залитых водой очках, он вспоминал все те дружеские советы от друзей, все те искренние улыбки, говорящие Якобу завязать с алкоголем и допускающие, что в семье было бы гораздо больше денег, не трать он их на спирт.

Якоб долго думал о том, что сказать Лане. Долго думал о том, что Лана скажет ему. В голову всё лезли воспоминания о том, как они познакомились на концерте молодого и энергичного (хоть ещё и никому не известного) тромбониста Якоба Бакаловича, закончившего своё выступление в театре под бурные овации всего зала, в том числе и юной леди с горящими зелёными глазами, сидящей на первом ряду.

В тот день судьбы рыжеволосого тромбониста и светловолосой газетчицы тесно переплелись. Она говорила ему бросить свой тромбон и поехать в Варшаву, но Якоб заявлял, что «останется со своим другом аж до своей смерти». «Неужели эта труба для тебя важнее, чем я?!», – возмущённо спрашивала Лана. «С тобой меня и смерть не разлучит», – отшучивался он.

Как бы там ни было, сейчас Якоб не прочь был собственноручно проверить, что с ним случится после смерти. Мысли заполонили его голову и, казалось, уже ничего хорошего не осталось на этом свете.

Якоб со всей силы ударил кулаком по уличным часам, показывающим неправильное время, и закричал то ли от боли, то ли от отчаяния. Посмотрев на разбитый кулак, кровь с которого тут же смывал дождь, мужчина увидел свою последнюю надежду на спокойную жизнь.

Новый путь

Неуверенно двигаясь по опустевшим улицам города, Якоб то и дело вытирал линзы своих старомодных очков и всматривался вглубь каждого переулка, тщательно осматривал каждую вывеску и каждое крыльцо. Уже окончательно отчаявшись, прокляв Бога и собираясь отправиться домой, господин Бакалович заметил невнятный силуэт под уличным фонарём.

Якоб прищурил глаза и подошёл ближе, осторожно постучав по плечу человека в кожанке, стоящего к нему спиной. Куртка тут же вздрогнула, и Якоб увидел два заплывших испуганных глаза, окружённых густой бородой. Мужчина держал в руке стеклянную бутылку хрен знает чего, хотя, скорее всего, он распивал дождь.

– А? Кто здесь? – мужчина растерянно крутил головой из стороны в сторону и размахивал руками, из-за чего содержимое бутылки то и дело выплескивалось на брусчатку.

Якоб схватил испуганного горожанина за рукава кожанки и, уже ни на что не надеясь, спросил:

– Вы не знаете, где я могу отыскать ломбард поблизости?

– Да благословит Вас Бог! У Вас случаем не найдётся пятака? Мне правда не хватает на семью, – мужчина совсем позабыл о бутылке в руке и вытянул ладони вперёд, разбавив шум дождя треском стекла.

– Вы не подскажете, где я могу найти ломбард? – повторил свой вопрос Якоб.

Горожанин продолжал стоять с вытянутыми ладонями, и бывшему путейцу ничего не оставалось, кроме как отдать этим дрожащим рукам желаемые монеты. Якоб оглянулся вокруг, но увидел только пустые улицы. Неспешно достал свой бумажник из внутреннего кармана и высыпал его содержимое на вытянутые ладони мужчины.

Неизвестно, набрался бы там пятак, или нет: горожанин тут же ожил и начал водить пальцами по воздуху, пытаясь объяснить господину Бакаловичу, в какой стороне ему следует искать ломбард. Как бы сильно мужчина ни старался проявить свои навигаторские способности, в итоге у него вышло что-то вроде: «Лево, да-да-да, лево, затем туда, ага, ну ты же понял».

Мужчина улыбнулся во все двенадцать зубов, похлопал Якоба по плечу и быстро растворился в ливне.

Стоящий посреди затопленной улицы с открытым ртом и пустым бумажником в руках Якоб Бакалович уже и сам не знал: довериться сумасшедшему пьянице или украсть из хозяйственного магазина верёвку.

Через минуту или две пустой бумажник полетел на мокрую брусчатку, а коричневые туфли зашагали в неизвестность. Впереди Якоба ждала лишь сияющая пустота, запах мусора и топот крысиных лапок, но ради семьи господин Бакалович был готов и на большее.

Вскоре Якоб привык к темени и уже не двигался от стены к стене. Он прошагал старыми дворами ещё какое-то время и вышел на небольшую площадь. К удивлению Якоба, площадь была совершенно сухая. Нет, дождь всё ещё шёл, но, казалось, он просто боялся попадать в это место и обходил его стороной.

В углу площади стояла наполовину разваленная будка с деревянной вывеской «Л БАР  ». На фронтальной части будки располагалось небольшое закрытое окошко, и это, пожалуй, было единственное, что вселяло надежду на то, что в будке таки кто-то сидит. Само сооружение там и тут обросло мхом и странно пахло, а недостающих деревянных букв на вывеске нигде не было видно.

Якоб поправил грязные лямки комбинезона и поспешил к будке. Ещё раз осмотрев её и приподняв левую бровь, он постучал костяшками по окошку, и оно начало медленно открываться, противно скрипя. Мужчина опустил взгляд вниз и застыл от ужаса.

Само окошко обволакивали настолько тонкие пальцы, что Якоб мог разглядеть каждую кость и каждый сустав на них. Ногти на пальцах, казалось, были длиннее самих пальцев, а запах, доносящийся из внутренностей будки, напоминал саму смерть.

– Зачем. Пожаловал? – донёсся невероятно низкий и хриплый голос из будки.

– Х-хочу сдать вам кое-что, – Якоб быстрым движением снял обручальное кольцо со своего пальца и протянул в окошко. Он до последнего не хотел опускать голову вниз и узнавать, что смотрело на него изнутри прогнившей будки.

– Поднеси. Поближе, – после этих слов до жути холодная и твёрдая кисть схватила Якоба за запястье и затянула его руку по локоть внутрь будки с такой силой, что клиенту пришлось упереться в гнилые доски, чтобы устоять на ногах.

Нечто в будке аккуратно забрало кольцо у бедного безработного и, кажется, пристально его рассматривало.

– Чего ты хочешь за это кольцо? – голос становился всё мягче и плавнее. Слова начали перетекать из одного в другое, но хватка на запястье Якоба не ослабевала.

– С-сколько дадите, с-столько и возьму, – мужчине было тяжеловато давать ответы на вопросы, изо всех сил стараясь не упасть лицом на будку и не увидеть сидящее в ней что-то.

– Ох, конечно. Ты получишь сполна, – оценщик отложил кольцо куда-то в сторону и начал водить своими длиннющими ногтями по ладони Якоба, что находился в полном недоумении. Единственное, чего он сейчас искренне хотел, это поскорее забрать деньги и уйти.

Странный ритуал продолжался чуть больше минуты, после чего господин Бакалович услышал вердикт:

– Ты интереснее, чем кажешься, – нечто в будке заметно улыбнулось в конце фразы, – ты выбрал бурное течение, Якоб. Успей покинуть лодку, прежде чем её начнут расшатывать.

После этих слов на вытянутую ладонь клиента высыпалась жменя монет, и пальцы, наконец, дали свободу измученной руке господина Бакаловича.

Внезапно он ощутил такую пустоту в своей душе, будто все его надежды и мечты достали из груди и выкинули на помойку. Чувство постепенно уходило, но всё возвращалось с новой силой и пульсировало в груди и голове каждое мгновение, не желая отпускать свою жертву ни на секунду.

Якобу сейчас не было дела до того, почему нечто в будке знает его имя. Не было ему дела и до того напутствия, что он только что услышал. Быстро пересчитав полученные деньги, он произнёс только одно:

– А Вы уверены, что тут достаточно?

В ответ Якоб услышал только звук дождя на соседней улице, что постепенно начинал ослабевать.

Постояв еще несколько секунд и не дождавшись ответа, мужчина пожал плечами, приняв свою судьбу, положил монеты в комбинезон и, не попрощавшись, начал удаляться от будки.

Внезапно за его спиной раздался противный скрип. Якоб не имел ни малейшего желания оборачиваться, но, как он решил, лучше видеть опасность своими глазами, чем стоять к ней спиной.

Он обернулся и увидел не самую приятную картину: неприметная дверь, находящаяся на боковой стороне будки, медленно открылась, и оттуда вышла настолько древняя старушка, что, казалось, она была оценщиком еще во времена динозавров.

– Ты интереснее, чем кажешься, – повторила бабка и широко улыбнулась. – Заостряй внимание на смерти по ночам, ведь утром постучит она в окно. Днём все твои мысли видны будут их глазам, а вечером тебя тянут на дно.

Якоб слышал о цыганских ведьмах из Бирмингема, что наколдовывали победу коням на скачках, но сам никогда не верил в предсказания, тем более в виде стихотворений. И всё же что-то заставило его запомнить слова, сказанные этой ужасающей старухой с нечеловеческими руками и немытыми волосами до колен.

Господин Бакалович неуверенно кивнул в ответ, развернулся и, ощущая пристальный обжигающий взгляд на своей спине, в темпе покинул площадь, снова попав под дождь. К счастью, на этот раз он уже был не таким сильным и даже позволил Якобу не прикрывать голову своим чемоданчиком.

В его голове сейчас смешались мысли обо всём на свете: произошедшее за сегодняшний день нужно было тщательно обдумать и, по возможности, с кем-нибудь обсудить. Пройдя парочку улиц, Якоб заприметил единственный источник света по левую сторону переулка. Он подошёл поближе, протёр линзы своих очков и с трудом прочитал старую потёртую вывеску: ОМД. Очаг Милого Дома. Кажется, это был старый бар.

Заполненный мыслями о прошлом, будущем и настоящем, мужчина принял решение заглянуть в это чудное место. Он осторожно открыл потёртую входную дверь и прошёлся к барной стойке, осматривая всё вокруг: стулья висели вверх дном на столах, посетителей не было и пол был влажным от недавной уборки – заведение явно готовилось к закрытию. На фоне играл тихий госпел, а из подсобки доносился звон бокалов и шипение напитков. Якоб уселся за барную стойку, исцарапанную от начала и до конца, положил на неё очки и уткнулся в потолок, закрыв лицо ладонями и пытаясь обдумать произошедшее за сегодняшний день.

Из подсобки кто-то вышел, слабо хлопнув дверью, и, заметив новоприбывшего посетителя, неспешно направился в его сторону. Услышав шаги возле себя, Якоб опустил взгляд на бар и увидел размытого мужчину в большой жёлтой шляпе, тщательно протирающего стакан полотенцем.

Господин Бакалович нащупал свои очки на барной стойке и криво надел их – теперь мужчина стал чётким.

– Чего пожелаете? – поинтересовался бармен.

– Виски, пожалуйста. Двойной, – отозвался Якоб, поправляя оправу.

– Сию минуту.

Работник заведения элегантно удалился и через мгновение принёс посетителю его заказ, бесшумно поставив поднос на стойку.

– Что привело Вас сюда? – бармен не переставал протирать стакан, попутно заводя разговор с Якобом, который и сам был не прочь рассказать новому собеседнику обо всех своих проблемах.

Господин Бакалович косо посмотрел на поднос, быстро залил в себя весь виски и повторил заказ. Мужчина удалился в подсобку, и Якоб снова ощутил невероятную пустоту, пожирающую его изнутри. С каждым мгновением становилось всё хуже, голова кружилась, как на карусели. Появилось сильное желание провалиться сквозь землю и больше никогда не существовать, попрощавшись с этим удушающим миром и маргинальным обществом.

Мужчина быстро вернулся, и новая порция спирта уже стояла перед посетителем. Якоб поднял небольшой стакан, похлопал себя по щекам и стало явно легче, после чего мужчина начал рассказывать бармену всё: от знакомства с Ланой до случая со старушкой. Единственное, что он упустил в своём рассказе – стихотворение, услышанное им пару часов назад: Якоб, смеясь, сообщил, что вспомнит его только на трезвую голову, что было чистейшей правдой.

– Тяжёлый у Вас сегодня день, господин…

– Якоб. Якоб Бакалович.

– Господин Якоб.

– И не говори! Я и понятия не имею, как объясню жене это всё, – посетитель громко расхохотался, хотя в его выражении лица явно присутствовала горечь и безнадёжность, неизменно сидящая за стойкой рядом с ним на протяжении всего разговора.

– Тогда позвольте предложить Вам кое-что. За счёт заведения, – бармен подмигнул Якобу и поставил на стойку стакан с горько пахнущим напитком ярко-жёлтого оттенка.

– Что это?

– Вам станет легче. Доверьтесь мне, – мужчина подвинул стакан ближе к посетителю. Якоб внимательно всмотрелся в странный газированный напиток, доверху заполнивший узорчатый стакан. Несмотря на резкий запах, жидкость выглядела аппетитной, словно шепча мужчине: «выпей меня, Якоб, от одного стакана ничего не изменится».

– Ну, раз ты так говоришь, я попробую это, – решился посетитель. Он поднял стакан, кивнул бармену и выпил жидкость до дна.

Тут же пустота в душе ушла, сидящая рядом безнадёжность мгновенно растворилась в воздухе, и господин Бакалович почувствовал огромную силу, плещущую, как фонтан, из всех частей его тела.

– Что ты налил в этот стакан, чёрт бы тебя побрал?! – Якоб расхохотался во всю грудь и никакой горечи, никакой безысходности уже и близко не было в его словах.

– Ничего особенного, сэр, – объяснил бармен, уткнув глаза в пол, – рад, что Вам уже лучше. Этого эликсира хватит ненадолго, но не волнуйтесь: у нас есть ещё.

– Лучше?! Да мне никогда в жизни не было так хорошо! Ты настоящий волшебник, парень, – посетитель встал с барной стойки и начал с энтузиазмом вертеть головой во все стороны, не веря в происходящее.

– Что ж, если Вы так хорошо настроены, возможно, я мог бы предложить Вам решение проблем?

– Каких ещё проблем? – развернулся к бармену Якоб.

– С вашей работой и семьёй, сэр.

– Ах да, семья, – улыбка мужчины сошла с его лица, он насупил брови. – Что же мне делать, парень?

– Вы сказали, что когда-то играли на тромбоне. Возможно, Вам стоит отправиться в другой город и присоединиться к бродячему оркестру? Сейчас многие так живут и успешно кормят свою семью на вырученные с концертов деньги, – бармен рассказывал это с таким упорством, будто неоднократно репетировал эту речь перед зеркалом. Он достал из шкафчика какой-то помятый листок с записями и протянул Якобу. – Вот, смотрите. Завтра вечером идёт поезд из Бреста в Варшаву. Вы могли бы поискать удачи на нём. Вам всё равно нечего терять.

– Это дельная мысль. Но мне нужно отдать тромбон в ремонт и купить семье билеты. Хватит ли мне? – Якоб с тревогой достал монеты из комбинезона и начал перебирать их.

– Не волнуйтесь, господин Бакалович. Вы можете не платить за сегодняшние напитки. Всё за счёт заведения.

– Ты это сейчас серьёзно?

– Абсолютно.

Якоб не мог поверить услышанному. Неужели судьба даёт ему второй шанс, даже несмотря на все его ошибки в прошлом? Прямо перед ним сейчас стоял, казалось, сам Господь и указывал потерявшемуся мужчине на верный путь.

– Бог мой, я даже не знаю, как тебя отблагодарить. Проси что хочешь, парень, я сделаю, что смогу, – Якоб растаял в улыбке и даже заплакал. Неизвестно, он так растрогался, или за него говорил алкоголь. В любом случае, в его душе зародилась надежда на лучшую жизнь, и Якоб был готов ухватиться за эту надежду руками и ногами.

– Ничего не нужно, господин Бакалович, – рассмеялся бармен, – Вы уже отплатили мне за всё своей решительностью.

– Тогда так тому и быть, – объявил Якоб. – Завтра же на поезд.

Неожиданная остановка

– Меня обокрали! – заверял мужчина, вырывая немногочисленные волосы на своей макушке. – Эта жменя – мои последние сбережения. Поверь мне, Лана, будет только лучше, если мы переедем в другое место. Более тихое и без этих… без этих преступников на каждом углу!

Семья Бакаловичей сидела за кухонным столом и вела довольно оживлённую беседу, напрочь позабыв об ужине (если честно, Лиза в основном только слушала).

– Делай что хочешь, – Лана сделала глубокий вдох и пристально посмотрела мужу прямо в глаза. – Я не готова принимать такие решения.

Она демонстративно встряхнула своими белоснежными локонами, развернулась и направилась прочь, прикрывая лицо руками и тихо всхлипывая по дороге.

Якоб не смог остаться в стороне: мужчина поднялся со стула и подбежал к своей жене, крепко обняв её со спины. Лана подняла голову и посмотрела на встревоженное лицо своего мужа. Её глаза были мокрыми, а подбородок дрожал.

– Всё будет хорошо, – Якоб нежно погладил свою возлюбленную по её крохотной голове, которую разрывало от мыслей о семье и об её скором будущем.

Лана развернулась в его сторону и прижала лоб к широкой груди Якоба, не переставая всхлипывать и дрожать. Пугающая тишина воцарилась в доме Бакаловичей: только настенные часы позволяли напомнить о себе время от времени.

– Раз уж ты так решил, – наконец заявила Лана, – мы пойдём за тобой. Что скажешь, Лиза? – её голова повернулась в сторону стола, за которым сидела девочка и, кажется, не проявляла и малейшего интереса к происходящему.

Лиза кивнула.

– Тогда я за билетами и обратно, – приободрил семью Якоб. Он направился в кладовую, достал оттуда небольшой пыльный портфельчик и мигом выскочил на ночные улицы Бреста.

На следующее утро мужчина уже вовсю готовился к переезду, тщательно собирая все необходимые вещи в мешки.

– Это то, о чём я думаю? – поинтересовалась Лана.

– Именно, – ответил Якоб. Он достал из чемоданчика отполированный до блеска тромбон и огласил: – возможно, впереди нас ждут лишь улыбки.

Мужчина положил инструмент обратно в чемодан и направился в ванную, чтобы «встретить новый дом в своей лучшей форме».

– Дорогой! – окликнула мужа Лана из соседней комнаты, пока тот усердно переливал воду в тазик, – как думаешь, что лучше надеть: золотистый браслет или красную ленточку?

– Красную ленту, – кинул Якоб. – Она красиво развивается на ветру.

Мужчина усмехнулся. Он давно уже не участвовал в подобных разговорах «ни о чём». Признаться честно, ему этого явно не хватало, и Якоб был рад, что снова может ощутить себя юным, пусть даже на короткое мгновение.

Семейство приоделось, загрузило багаж в такси и отправилось на вокзал, на котором их ждал бесконечный поток обеспокоенных и куда-то спешащих горожан и туристов, кричащих друг на друга в попытках отыскать нужную колею.

Якоб хорошо ориентировался на вокзале, и через пару минут семья уже стояла около тёмно-серого паровоза, что отвезёт их в новые неизведанные места. Они отыскали вагон №6, и Якоб достал билеты из своего пиджака.

– Всё верно, – подтвердил кондуктор. Его голос показался Якобу знакомым, но сейчас его волновали немного другие вещи, – ох, чуть не забыл. – Мужчина в фуражке достал откуда-то пару медицинских масок и протянул их Бакаловичам. – В Вашем вагоне сейчас небольшие неполадки, и в салон проникает дым. Наденьте эти маски, пожалуйста.

– Но нас здесь трое, нам нужна ещё одна маска, – возразила Лана, – или вы хотите, чтобы кто-то из нас умер?

– Что Вы, конечно, нет, – рассмеялся кондуктор, – но у нас сильная нехватка масок, поэтому я могу предложить мужчине выпить это в качестве альтернативы. – Проверяющий достал откуда-то стакан воды и маленькую круглую таблеточку жёлтого цвета, протянув её Якобу. – На мужчинах лучше действует, – объяснил он.

Якоб посмотрел на шёлковую перчатку кондуктора, на которой, как ему подсказывало чутьё, лежало лекарство от всех бед: таблетка словно «общалась» с мужчиной, подсказывала, как лучше поступить. Он уже чувствовал нечто подобное в недавнем прошлом, но никак не мог вспомнить, когда и где именно. Сейчас единственное, над чем усердно размышлял глава семьи, – о том, насколько хорошо ему станет после приёма «лекарства».

– Ну, так уж и быть, – принял предложение Якоб, – надеюсь, со мной ничего не случится. – Он ободряюще посмотрел на стоящих рядом дочь и жену, взял стакан и выпил таблетку, предложенную контролёром.

Внезапно мужчина ощутил колоссальный прилив сил, его настроение многократно улучшилось, и Якоб не сдержался от слов благодарности:

– Хорошие у Вас таблетки, господин кондуктор, – отозвался он.

– Не стоит благодарности, сэр. Прошу, проходите внутрь. И если уж быть честным с Вами, уважаемый Якоб Бакалович, я помощник машиниста, а не кондуктор. Просто временно заменяю его. – Мужчина широко улыбнулся и направился в сторону локомотива.

Люди в вагоне явно не ценили своё здоровье: Якоб не заметил ни одного человека, надевшего маску. Более того, пассажиры косо посматривали на Бакаловичей, как на прокажённых, обходя их стороной. «Ну и народ пошёл, – подумала про себя Лана. – Умрут же на следующий день». Что ж, возможно, в чём-то она была права, но не будем заострять на этом внимание.

Семейство уселось на свои места, приняв решение посадить Якоба ближе к проходу для безопасности (пару раз к ним подбегала разъярённая старушка, крича что-то невнятное о том, что больным здесь не место).

Прошло несколько минут и поезд тронулся. На улице уже давно стемнело, и было сложно разглядеть что-либо за окном из-за яркого света в салоне паровоза.

Тем не менее, Якоб тщательно изучил маршрут поезда и хотел выйти на каждой станции с целью осмотреть все возможные городки для переезда. Паровоз всё мчал, а остановок никак не наблюдалось. Лиза заявила, что ей тяжело дышать в маске и спустила её на подбородок. Якоб хотел было возразить, но его начало клонить в сон и вскоре он развалился в своём кресле, откинув голову назад и громко храпя.

Так бы и продолжалось до самой Варшавы, если бы не оглушающий звук падения чего-то огромного в салоне поезда. Якоб вспрыгнул, очнувшись ото сна и протёр глаза, всматриваясь в темноту: все лампы погасли, двери вагонов были открыты, а сам паровоз остановился прямо посреди подсолнухового поля. Откуда-то снаружи доносился приглушённый треск сверчков, а в открытые двери прокрадывался холодный ночной ветерок.

Мужчина повертел головой вокруг и заметил нечто странное: пассажиров, стоящих в проходе из-за недостатка сидячих мест, нигде не было видно. Те же, кто расположился в своих креслах, крепко спали – все как один опустили головы вниз или наоборот, задрали их к потолку. Неизменным оставалось одно – Якоб, кажется, остался единственным бодрствующим человеком в поезде, ведь опустив голову вниз он понял, куда делись стоячие пассажиры.

На грязном полу старого вагона лежали толпы людей. В основном это были мужчины в костюмах, но там и тут в горах одежды, спящих лиц и чемоданов виднелись дамские сумочки и неаккуратный макияж. В метрах пяти от ошеломлённого Якоба лежала та самая надоедливая старушка, а возле неё – слетевшие причудливые очки, треснувшие от падения. Она крепко заснула и, наконец, прекратила свои вечные причитания.

Мужчина кинул взгляд на спящую дочь и жену и принял решение осмотреть поезд. Поначалу Якоб был уверен, что случилась какая-то неполадка, но уж слишком странными были обстоятельства произошедшего. Он достал из внутреннего кармана пиджака свою излюбленную металлическую флягу и сделал пару глотков «для смелости». Собравшись с мыслями, отважный господин Бакалович начал пробираться к выходу, изо всех сил стараясь не наступить на какого-нибудь спящего пассажира.

К сожалению или к счастью, судьба была против планов Якоба и подло подсунула ему подножку в виде чьей-то щиколотки, споткнувшись об которую мужчина влетел своими коричневыми туфлями прямо в нос злосчастной бабке в остроугольных очках. Якоб отпрянул назад, попутно наступив на еще парочку развалившихся частей тела, и был уверен, что она тут же начнёт орать на него своим противным высоким голосом, но по какой-то причине этого не произошло. Возможно, потому что она спала.

Якоб сделал глубокий вдох и продолжил двигаться к двери. Наконец цель была достигнута, и мужчина осторожно выглянул наружу. По обе стороны рельс тянулись плотные ряды подсолнухов. Примечательным было то, что все они «смотрели» в одну сторону – в сторону луны, висящей где-то высоко над этим бескрайним полем. Якоб принял решение пройти в локомотив с целью разузнать у машиниста причину остановки. Никакой уверенности в том, что он услышит ответ, у господина Бакаловича не было, но и других идей тоже не наблюдалось.

Мужчина попробовал пройти пять оставшихся вагонов изнутри, но, открыв дверь в вагон №5, обнаружил, что и там весь пол завален лежащими пассажирами. «Что ж, ничего другого не остаётся», – подумал Якоб и вышел наружу, аккуратно пробегая от одной двери к другой, чтобы в случае возобновления движения поезда успеть в него запрыгнуть. Ветер был явно против желания мужчины пройти к локомотиву, то и дело норовя откинуть его в хвост паровоза, но Якоб не сдавался и уже через несколько минут сильным рывком распахнул дверь в вагон машиниста.

Увиденная картина не особо удивила ни его, ни, думаю, Вас. Внутри локомотива сидел намертво заснувший машинист и своим храпом имитировал гудок паровоза. Впрочем, у него это получалось не очень. Кресло помощника машиниста и вовсе было пустым. Якоб положил руку на сидение – оно всё ещё было тёплым, что внушало мужчине то ли надежду, то ли беспокойство.

Внезапно из задней части поезда донёсся какой-то звук, и Якоб вышел из локомотива, попутно вылив в себя ещё немного спирта. Луна начала светить ярче, будто бы помогая мужчине разглядеть нечто, стоящее возле последнего вагона паровоза. Уже пьяный, но не менее отважный господин Бакалович заметно напрягся и тихо, словно кошка, начал пробираться к чему-то вдоль стенок вагонов.

Подойдя поближе, Якоб выдохнул с облегчением: это была доска объявлений. На доске было развешено огромное количество бумажек, но все они, за исключением одного, были старыми, как мир. Луна засветила ещё ярче, давая мужчине возможность прочитать то объявление, что казалось довольно свежим. На бежевом листе бумаги была красиво выведена надпись красными чернилами: «Ансамбль «Незабаром свято» приглашает в свои ряды мастеров медных духовых инструментов. Предоставляем жильё кандидатам из других городов». Внизу объявления маленькими буквами был указан адрес, по которому нужно было проследовать для подачи заявки. Якоб несколько раз перечитал адрес, но всё никак не мог понять: это какая-то шутка, или он просто разучился читать.

Автор объявления предлагал музыкантам явиться в некий Город Подсолнухов, но никакого «Города Подсолнухов» и в помине не было на маршруте паровоза, который Якоб уже выучил наизусть. Единственные подсолнухи, которые он наблюдал, стояли вокруг него. Мужчина осмотрелся, но ни одного домика не заметил – впрочем, на что он вообще надеялся.

Внезапно на горизонте засветилась какая-то еле заметная деревянная вышка, мигающая, словно маяк прямо посреди поля. Якобу показалось, что все подсолнухи будто бы повернулись в сторону той вышки, намекая мужчине, куда ему идти. Как бы там ни было, его и самого тянуло к той вышке, словно он всю жизнь прожил ради того, чтобы туда попасть.

Господин Бакалович полностью опустошил свою металлическую флягу и упал на колени, вознеся руки к небесам.

– Господи, если ты меня слышишь, никаких слов недостаточно, чтобы выразить Тебе благодарность за этот шанс, что ты мне даёшь, – взмолился Якоб. – Дай сил мне и моей семье продолжить свой путь и не ударить в грязь лицом.

Он перекрестился, поднялся на ноги и, не протерев брюки от грязи, устремился к пятому вагону, попутно размышляя о своём успешном будущем тромбониста.

В вагоне Якоба ждал приятный сюрприз: видимо, сил его семье таки дали, и Лана уже вовсю осматривала окружение, моргая по десять раз в секунду. Лиза всё ещё спала в своём кресле возле окна, спустив маску уже на шею.

– Мы приехали, дорогая! – закричал Якоб, пробираясь к своей встревоженной жене. – Собирай вещи и выходим.

– Как выходим? Сейчас и пяти утра нет! – возразила Лана. – И что ты предлагаешь делать со своей дочерью? Она совсем не просыпается!

– Всё будет хорошо, – успокоил жену Якоб. – Я всё тщательно обдумал и принял решение. Так будет лучше для нас всех. А Лизу… Лизу я понесу на плечах.

– От тебя пахнет алкоголем, – заметила Лана. – Где ты уже, мать твою, успел напиться? – она посмотрела в глаза своему мужу, даже не рассчитывая на какой-либо ответ, после чего ещё раз осмотрела вагон и обеспокоенно прошептала: – Не нравится мне всё это, и все пассажиры заснули, как мёртвые. Ты уверен, что это лучшая идея?

– Просто положись на меня. Я знаю, что делаю, – Якоб оживлённо проспорил со своей женой ещё несколько минут, каждый раз приводя всё новые аргументы, выдёргивая их из ниоткуда, после чего она всё-таки сдалась, и супружеская пара, собрав багаж и взвалив Якобу на плечи спящую девочку, начала осторожно выходить из вагона. Конечно, всё получилось не так гладко, как хотелось бы: «случайно» наступив на лицо лежащей бабке, семейство Бакаловичей, наконец, выбралось наружу. В лицо им ударил лёгкий летний ветерок, а Луна постепенно уходила куда-то за ряды подсолнухов, с интересом осматривающих сошедших пассажиров.

– Курс на вышку! – огласил Якоб.

Сказка!

Это, скорее, напоминало детскую сказку, нежели город, но вокруг всё выглядело просто потрясно! Там и тут вокруг деревянной вышки выскакивали яркие полосатые шатры, будто зазывая Якоба в свои миры веселья и беззаботности. «Удивительное место», – подумал мужчина и, заверяю Вас, был совершенно прав: Брест и близко не стоял с этим крохотным клочком земли, засеянным забавными лавками, разноцветными шариками и красочными вывесками. На фоне играл знакомый госпел, а над полосатыми шатрами сияли кричащие заголовки: «ДЕТИ», чуть дальше – «ЖЕНЩИНЫ», и где-то вдалеке – «СТАРИКИ». Вывески повторялись и было довольно тяжело разглядеть их все. Впрочем, сейчас это не очень интересовало Якоба: он находился в активном поиске строения по адресу «Лунное Озеро, 1».

Мужчина был так увлечён своим занятием, что вовсе не заметил многочисленные пары глаз, пристально следящие за семейством из темноты прилавков опустевшего фестиваля. Лана же, наоборот, зачуяла что-то неладное и начала оборачиваться на каждом шагу, чем портила всё веселье! Разве интересно наблюдать за посетителями, что так пренебрежительно относятся к тщательно выстроенным декорациям? Девушке мерещились тени за каждым углом, ей слышались голоса, тихонько хихикающие и выжидающие любой ошибки незваных гостей. Казалось, один шаг в темноту – и её тут же затянут хищные лапы фестивальных монстров, что уже изголодали от долгого отсутствия добычи.

Лана обхватила локоть мужа, повиснув на нём, и её сердцебиение немного успокоилось. Это так мило, что крепкая рука любимого человека заставляет девушку чувствовать себя в безопасности! Жаль, что эта безопасность сохраняется лишь в её голове, но ничего страшного.

Якобу пришла интересная идея проследовать в самый большой шатёр, что возвышался в конце вытоптанной на фестивале дорожки, словно могучая скала, из которой доносился весёлый чёрный госпел. Знаете, кто угодно потопал бы к этой палатке, услышав такие занимающие ритмы, что словно «примагничивали» к себе всех в округе.

Семейство начало движение к заветному шатру, в то время как на горизонте начали пробиваться первые слепящие лучики, оглашающие рассвет в этом чудном сказочном месте. Якоб, взваливший всё ещё крепко спящую Лизу на свои плечи, раздвинул развивающийся на ветру жёлто-коричневый занавес и шагнул внутрь шатра. В нём лежали горы какого-то хлама (как будто для него не нашлось более подходящего места!), и по всему периметру этой свалки были развешаны лампочки на верёвочках, напоминающие странную гирлянду. Посреди шатра стоял деревянный стол со стопками каких-то бумажек, пером, баночкой чернил и… чьей-то головой. Нет, ребята, голову никому не отрубали: просто за столом сидел спящий худой мальчик со вьющимися каштановыми волосами в таких же каштановых подтяжках и жёлтой вельветовой рубашке.

– Доброе утро! – попытался разбудить мальчика Якоб, склонившись над письменным столом. – Дорогая, ты где там ходишь? Иди сюда!

Лана, всё это время осматривающая шатёр, подошла к своему мужу и дочери поближе:

– Чего ты крич…

Девушка в ужасе отпрянула назад, увидев возле чего стоял улыбающийся во всю Якоб, держащий мешок с вещами в левой руке и старый чемоданчик в правой.

– Лана, что с тобой?

– Это…

Не успев договорить фразу, она влетела спиной в кучу пыльных коробок, которые какой-то болван раскидал по всему шатру. Девушка нырнула прямо в одну из этих куч, из-за чего ящики повалились на землю и, как ни странно, на неё тоже. В воздухе поднялись клубы пара, пыли и какой-то жёлтой пыльцы, и мальчик за столом наконец проснулся, вяло открыв глаза, потянувшись и хрустнув шеей сначала влево, а затем и вправо.

Якоб бросил вещи на пол, снял со своих плеч Лизу и посадил её рядом, ринувшись на помощь своей жене, которая сейчас, откровенно говоря, была неизвестно где: пыль и жёлтая пыльца заполонили большую часть палатки, что не устраивало никого из присутствующих, особенно проснувшегося кучерявого парня:

– Эй, дружище, – мальчик засунул два пальца себе в рот и пронзительно засвистел, – тебе нельзя притрагиваться к тем коробкам. Лучше отойди.

Парень быстрым шагом направился в сторону застывшего на месте Якоба, легонько толкнул его плечом и зашёл прямо в поднявшиеся облако непонятно чего.

– Кажется, твоя жена заснула, – заметил мальчик в подтяжках, вынося её тело в центр шатра, – выглядит уставшей. Вы сюда из поезда пришли?

– Да-да, всё верно, я з-заметил объявление, Вы случаем н-не знаете, где находится Озеро Лун, уважаемый… – Якоб тараторил быстрее своих мыслей, из-за чего слова приобретали форму какого-то невнятного потока сознаний, что выглядело довольно уморительно на фоне всего произошедшего (а может нет).

– Что за бред? Конечно, я знаю, где находится Лунное Озеро, – фыркнул мальчик и задрал голову вверх, – я проведу Вас к нему уже совсем скоро, господин Музыкант.

– Неужели по мне так хорошо видно, что я владею инструментом? – поинтересовался Якоб.

– А кем бы ещё тебе быть? – отрезал мальчик, – кстати говоря, твоя дочь, кажется, проснулась, – он указал пальцем куда-то за спину Якоба, и, развернувшись, мужчина увидел зевающую и активно моргающую Лизу, которая пыталась встать на ноги, всё ещё находясь в полусонном состоянии.

Якоб подбежал к своей дочери, помог ей подняться, поддержав её за руки, и начал расспрашивать о том, как она себя чувствует. Господин Бакалович такой заботливый отец, просто жуть!

Девочка не успела ответить, ведь в следующую секунду увидела перед собой незнакомого человека, который, судя по всему, оказался её ровесником.

– Как тебе моя внешность, дорогуша? – поинтересовался кучерявый парень, вытянув руки по бокам и покрутившись вокруг своей оси.

– Прикольная, – кинула Лиза.

– Приятно слышать! – мальчик широко улыбнулся, протянул руку только что проснувшейся гостье и представился: – можешь звать меня Том. А можешь и не звать. Если хочешь, сама придумаешь мне имя!

– Ты странный, – призналась Лиза, исподлобья осмотрев Тома с ног до головы.

– Ещё бы странный, – рассмеялся мальчик. – Страннее, чем ты думаешь!

Тем временем солнце уже полностью осветило чудный шатёр, спрятавший под собой троих гостей Города Подсолнухов и одного Тома, что вовсю улыбался и судорожно тряс своей левой ногой без остановки.

Парень снова засунул два пальца в рот и уже трижды просвистел, вызвав звон в ушах Якоба и его дочери. Через мгновение в шатёр ввалилась пара пузатых мужчин с широкими жёлтыми шляпами на голове и коричневыми галстуками-бабочками, небрежно нацепленными поверх смешных жёлтых рубашек, точь-в-точь таких же, как у Тома.

– Проведите наших гостий на ярмарку, джентльмены! – приказал парень, – они ведь милые, правда?

– Очень милые, – ухмыльнулся один из прибывших мужчин, подбегая к опёршейся о столб спящей Лане и взвалив её на свои широкие плечи (судя по сильному запаху тестостерона, плечи у него были мускулистыми и волосатыми, прямо как у настоящих мужчин).

– Он проведёт тебя в очень прикольное место, – обратился Том к Лизе, представляя ей второго пузана в рубашке, – тебе понравится! Там сплошь одно веселье и развлечения! А ещё много музыки и танцев – я бы и сам пошёл, но мне нужно провести твоего папу в его новый дом, – признался парень.

– Я не люблю танцы, – возразила девочка.

– Что ж, думаю, ты и не будешь танцевать. А теперь нам пора идти! – Том похлопал Якоба по плечу, и, уперев ладони в боки, огласил: – Солнце ярче чем когда-либо, друзья! За работу!

С этими словами мужчины начали выводить девушек обратно, откуда они пришли, а Том, задрав голову, направился в противоположную сторону палатки, к выходу, сквозь который пробивался солнечный свет по ту сторону шатра.

– Когда я снова их увижу? – забеспокоился Якоб.

– Дай-ка подумать, – Том приставил большой палец к нижней губе, – через недельку! Это ведь совсем скоро!

– Ну…

– Да не парься ты! – парень вмазал своему собеседнику ладонью по спине, – эта неделя пролетит незаметно, поверь мне.

Том дёрнул болтающуюся ткань, что звала себя входом, и солнечный свет ударил двум джентльменам в их лица. Якоб прищурился и чуть не уронил челюсть куда-то в траву от увиденного: перед ним открывался красочный вид просто неимоверной красоты: стоящий на холме, мужчина мог разглядеть абсолютно каждую деталь, бросающуюся ему в глаза, а их, на секундочку, были сотни и тысячи: где-то за пять сотен метров, у подножья холма, расположилось голубое-голубое озеро, что, казалось, сверкало ярче, чем само солнце. Вокруг озера был выстроен небольшой городок в очень милом стиле: все домики имели жёлтый окрас штукатурки и коричневую черепицу, сквозь которую пробивались кирпичные дымоходные трубы. Из некоторых дымоходов валили клубы дыма, а какие-то – пока что спали. Якоб сразу обозначил на углу одной из улиц винтажный бар, возле которого толпились жители города, заприметил магазин цветов и ещё несколько заведений. Но что было самым удивительным – городок был со всех сторон окружён отвесными скалами, покрытыми травой и… подсолнухами! Поверьте мне на слово, подсолнухов тут было много. Больше, чем волос на Вашей голове, и явно больше, чем монет у Якоба в кармане пиджака (там от силы был десяток).

– Видишь причал? – Том ткнул указательным пальцем в сторону озера.

На гладкой поверхности воды расположился еле заметный деревянный трап, который, судя по всему, именовался «причалом». Он соединял берег озера с не менее деревянным домиком на сваях, что неуверенно держался на воде, грозя вот-вот развалиться и утонуть, несмотря на свою абсолютную деревянность.

– Это твой дом на следующую неделю, дружище, – объяснил парень. – Изнутри он лучше, чем кажется.

– Надеюсь, ты прав.

– Глупости! Я всегда прав. Пошли, – подгонял Том вяло плетущегося гостя с багажом в обеих руках, спускаясь по вытоптанной дорожке с холма, который полностью усеяли подсолнухи.

Домик музыкантов

– Я туда и шагу не ступлю, – отнекивался Том, – слушай, они тебе всё объяснят, ладно? Если останутся вопросы – ты знаешь, где меня найти.

– Признаться честно, и понятия не имею! – крикнул Якоб в ответ, но парень шустро устремился куда-то вглубь шумных улиц, оставив тромбониста одиноко стоять у «причала». «Вот зараза», – пробормотал он, шагая по трапу с осторожностью канатоходца и вздрагивая каждый раз, когда очередная доска издавала предупреждающий скрип и прогибалась под весом мужчины с двумя багажами в руках.

С окончательно упавшим в пятки сердцем Якоб таки достиг противоположного конца трапа, после чего бросил мешок с чемоданом на небольшую деревянную веранду у рыбацкого домика, стёр пот с лица рукавом и принялся осматривать своё новое жилище: домик был совсем маленьким, не больше трёх метров в высоту. Мужчина насчитал всего два окна, причём они оба напрочь заросли колючей лозой и из них вряд ли можно было что-либо увидеть. Пожав плечами и сделав глубокий вдох, Якоб дёрнул ручку входной двери, и… ничего не произошло. Дверь совсем не поддавалась.

Мужчина опустил взгляд на дверную скважину и заметил довольно странную деталь: замок открывался снаружи. «Какой идиот ставил сюда эту дверь?» – возмутился Якоб, отодвинув металлический засов и, наконец, войдя в жилище.

Внутри домика и правда было куда уютнее, чем снаружи: всё аккуратно убрано, углы тщательно вычищены. Да что там говорить – даже запах оказался вполне терпимым! В левой части рыбацкого домика расположилась импровизированная кухня-столовая и, кажется, уборная. В правой же части (той, что без окон) находились спальные места для музыкантов. Всего их было пять, причём три из них уже были заняты, уместив на себе двух спящих мужчин и одну не менее спящую женщину.

«Могло быть и хуже», – прокомментировал Якоб, после чего занёс внутрь домика свой багаж и начал упорно греметь им, расставляя вещи по полкам шкафчика и ящикам над столом. Вызванный новоприбывшим шум заставил проснуться сразу двух недовольных музыкантов: первым застонал и встал с кровати полный бородатый мужчина, скорчив недовольную рожу при виде бегающего между шкафчиками, как белка в колесе, Якоба.

– Господин Тромбон? – вяло съязвил мужчина, протирая глаза. – Куда Вы так спешите? Расслабьтесь, – он указал Якобу на настенные часы, показывающие ровно шесть утра, – нам спать ещё целых два драгоценных часа.

– И Вам доброе утро, господин…

– Контрабас, если уж на то пошло, – ухмыльнулся мужчина. Он демонстративно зевнул, после чего заправил своё спальное место и направился в сторону Якоба. На нём висели одни лишь шорты да расстёгнутая голубая рубашка, обляпанная то ли джемом, то ли чем-то ещё.

– Ян Помнящий, – представился контрабасист, протянув новоприбывшему руку.

– Якоб Бакалович, – вежливо отозвался тромбонист.

– Ну, Якоб, раз уж ты не дашь мне поспать, колись давай: что с тобой случилось? – мужчина стукнул новенького ладонью по животу.

– Что Вы имеете в виду под «случилось»? – насупил брови Якоб.

– Что говорю, то и имею, – отрезал Ян. – Посмотри на меня, – мужчина надул щёки и комично выпучил глаза, – моя жена всегда ставила меня на второе место. Я был лишь на лавке запасных, понимаешь о чём я? Сначала она изменила мне с…

– Ох, это надолго, – прервала рассказ женщина, успевшая встать с кровати и приодеться во время знакомства Якоба с контрабасистом. – Лада Жилюк, скрипач. – Она взяла в уборной зубную щётку и стакан с водой, после чего подошла к двум мужчинам на кухне. – Лучше поспи, Ян, сегодня у нас много работы.

– Какие мы строгие, – закатил глаза контрабасист, но просьбу всё же выполнил, улёгшись набок на своей кровати и моментально захрапев.

– Я джолжна мнжогое тшебе рашшкажать, – заявила Лада с зубной щёткой во рту. – Это новая жизнь для тебя, Якоб, и ты должен в ней ориентироваться, как рыба в воде, – женщина нелепо поводила рукой по воздуху, имитируя плавающую рыбку.

– С нами двумя ты уже знаком, а вон тот спящий трубач, – Лада ткнула зубной щёткой в угол комнаты, – его зовут Борис. Впрочем, он не очень разговорчивый.

– Буду знать.

– Конечно, будешь, – отозвалась Лада, – Итак, Якоб. У нас, ансамбля «Незабаром свято», есть несколько правил, которые мы должны соблюдать. Первое: ни при каких обстоятельствах не выходить из домика, когда над нами сияет Луна! Уяснил?

– Уяснил.

– Идём дальше! Второе правило: каждый день, ровно в восемь утра, нам приносят Жёлтые таблетки. Они, вроде как, помогают организму справиться с пыльцой подсолнухов и оставаться бодрым весь день. Их необходимо принимать каждое утро, без исключений! Уяснил?

– Уяснил.

– Третье правило, Якоб: приходить на каждую чёртову репетицию, вне зависимости от твоего состояния. Ты это уяснил?

– Вполне, – отозвался мужчина.

– Отлично, – улыбнулась Лада. – Какие-то вопросы остались?

– Есть парочка, – признался тромбонист. – Например, почему нельзя покидать домик ночью?

– О, Якоб, это страшная тайна… Понимаешь, лишь избранные имеют право узнать истинную причину этого правила, – женщина приложила все усилия, чтобы сделать самый загадочный голос, который она только могла выжать из себя, – если честно, я и сама не знаю. – Лада рассмеялась. – Просто Том говорит, что так надо. Какая вообще разница, если каждый вечер я валюсь в кровать после тяжёлого дня и сплю без задних ног? Меня такие вещи не особо заботят, – призналась женщина. – Если тебе так интересно, можешь спросить у него лично. Потом передашь. Хотя, сомневаюсь, что он даст тебе внятный ответ.

– «Он» – это Вы про Тома? – уточнил Якоб.

– А про кого же ещё? – отозвалась Лада, наливая кипяток в милый индийский чайничек. – Кажется, ты говорил, что у тебя осталось несколько вопросов, разве нет? Валяй, задавай. На что смогу – отвечу.

– Ох, да, – вспомнил Якоб. – где будет проходить наше выступление? Почему наш ансамбль вообще называется «Незабаром свято»?

– Ну, как говорит Том, сейчас город в разгаре какого-то важнейшего фестиваля. Они проводят его каждые три года, или что-то вроде того. В основном всё действо происходит за шатром, а в самом городке жители проводят ночь. Каждый вечер эти пьяницы вываливаются из шатра и обсуждают, что купили на ярмарке. Вечно восхищаются тем, какой вкусной была еда и как они набьют свои животы на следующее утро. Понятия не имею, что продают на той ярмарке, но я тоже хочу! – возмутилась Лада. – Ох, кажется, я увлеклась. Так вот, наше выступление: в последнюю ночь фестиваля мы должны будем дать небольшой концерт какой-то важной шишке, которая, видимо, всем тут заправляет. Том сказал, что лучшего музыканта этот господин забирает с собой и предлагает какую-то престижную работу за границей. Семью тоже можно забрать с собой, разве не круто?

– Неплохая сделка, – согласился Якоб. – Трудись усерднее остальных и получишь вознаграждение, ведь так?

– Это точно.

– Я понимаю, что уже утомил Вас, Лада, но у меня осталось ещё два вопроса. Можно их задать?

– А разве мы куда-то спешим? – отозвалась женщина, переливая содержимое чайничка в стакан. – Спрашивай, не стесняйся.

– Хорошо, – Якоб замялся, пытаясь сформулировать свой следующий вопрос. – Г-господин Ян сказал, что со мной что-то должно было «случиться». Что он имел в виду, если не секрет?

Лада опустила взгляд, промолчала несколько секунд и, посмотрев в глаза своему собеседнику, тихо объяснила:

– Со всеми нами что-то случилось в прошлом, Якоб. Яна бросила его собственная жена, с которой они прожили не один год, я потеряла на войне свою любимую семью, а Борису подожгли его родной дом. Все мы потеряли часть своей души, понимаешь? Мы не выбирали свою судьбу. Никто из нас не хотел, чтобы это произошло. Уверена, жизнь и с тобой обошлась жестоко, но ты, наконец, нашёл место, в котором тебе рады. Пусть тут и не королевский дворец, но мы держимся друг за друга, не отворачиваемся от своих близких в самый нужный момент. Неважно, есть Господь на небесах, или нет, нам даровали второй шанс. И мы просто так его не отпустим, слышишь? Мы не из тех, кто опускает руки, завидев опасность возле дома.

Якоб стоял посреди кухни, и с каждой секундой совесть пожирала его изнутри, настойчиво напоминая мужчине о его поступках. «Все эти люди пережили такие ужасы и так настрадались… – размышлял он, закрыв лицо ладонями, – я сам лишил себя всего. Нет, не только себя, я лишил всего свою семью. Я отдал обручальное кольцо и готов был купить выпивку на эти деньги. Я ничтожество, недостойное существовать в этом мире», – Якобу становилось всё хуже, у него снова появилось желание провалиться сквозь землю и покинуть этот мир. Только на этот раз мужчина уже не винил всех вокруг и не ощущал, что судьба обошлась с ним несправедливо. Теперь Якоб был уверен: он сам толкнул себя в эту яму. Он сам виновен во всём, что с ним произошло.

– Эй, ты чего? – Лада попыталась успокоить плачущего мужчину в костюме, что стоял прямо перед ней и изо всех сил старался не выдавать своих эмоций, что у него совершенно не получалось. – Я понимаю, сейчас тебе тяжело, но просто дай себе немного времени, ладно? Ещё не всё потеряно, так что выше нос, Господин Тромбон, покажем этому миру, на что мы способны! – женщина мило улыбнулась и крепко обняла Якоба, пролив немного чая на пол. Они простояли так какое-то время и мужчине стало легче: спустя столько времени он наконец ощутил себя в безопасности.

– Кажется, у тебя был ещё один вопрос, Якоб? – прервала тишину Лада.

– Точно, вопрос, – мужчина протёр глаза салфеткой и, собрав волю в кулак, обратился к собеседнице: – будет ведь пятый?

– И не сомневайся. Он прибудет через три дня.

Шон Подеревянский

Верите ли Вы в судьбу? Замечаете ли закономерности, преследующие вас на каждом шагу и словно изо всех сил старающиеся что-то Вам донести? Иногда они ведут Вас за ручку по совершенно ложному пути, заманивая в дебри пустых надежд и отчаяния, а иногда могут подсказать верную дорогу. Сегодня судьба принесёт крепко спящему тромбонисту Якобу Бакаловичу не самую приятную новость, но пока что он об этом не знает, ведь он только-только…

– ОСТАВЬ МЕНЯ! – мужчина упал с кровати, тяжело дыша и изо всех сил пытаясь нащупать свою подушку, ускользнувшую от него в такой неподходящий момент. Пролежав на полу какое-то время, он немного успокоился и протёр глаза, после чего поднялся и вяло прошёлся к стоящей рядом тумбочке, на которой лежал какой-то хлам, пара злотых и футлярчик. Якоб открыл футляр и достал оттуда очки. «...а вечером тебя тянут на дно, – пробормотал он, – проклятая старуха! Уже третью ночь не даёт покоя!» – скрывать нечего, последние сны Якоба и правда оставляли желать лучшего: каждый раз он куда-то упорно шёл, но в конечном итоге неизменно приходил к старой полуразваленной будке с надоевшей вывеской «Л БАР  », после чего жуткая бабка появлялась из ниоткуда у него за спиной и нашёптывала один и тот же стих, который Якоб выучил так, что от зубов отскакивало: «Заостряй внимание на смерти по ночам, ведь утром постучит она в окно. Днём все твои мысли видны будут их глазам, а вечером тебя тянут на дно».

Возможно, он был бы не прочь обдумать эти слова, уткнувшись глазами в потолок, если бы не смертельная усталость и желание спать. Якоб поднял свой взгляд чуть выше двери и посмотрел на часы: без пятнадцати восемь. «Таблетки принесут только к восьми», – простонал мужчина, без какой-либо надежды пройдя к кухонному столу. Поразительно, но на нём стояло пять высоких стаканов с прозрачно чистой водой и по небольшой жёлтой таблетке на каждый из них. «Так их приносят далеко не к восьми», – удивился Якоб. Резким движением он закинул одну из таблеток себе в рот, после чего запил её всем содержимым стакана и поставил посудину в раковину. Прошли считанные секунды, и недавно проснувшийся тромбонист ощутил уже знакомый прилив сил и бодрости, что до краёв заполнили его опустевшую за ночь душу.

Мысли Якоба наконец пришли в порядок, и он осознал, что имеет целых пятнадцать свободных минут до подъема. В голову снова полезли строки из жуткого стихотворения, но мужчина успел прочесть лишь две из них, прежде чем его прервали: внезапно в заросшее лозой окно что-то застучало, и Якоб на секунду вздрогнул, по непонятной причине ощутив на себе чью-то холодную костлявую руку. Он посмотрел на своё левое плечо, затем сделал оборот вокруг своей оси, но никого не заметил – троица музыкантов мирно спала в своих кроватях, а кроме них в доме никого не было.

Якоб подошёл к окну и увидел нечто очень странное: среди крайне плотного занавеса колючей лозы пестрилась яркая красная ленточка, усердно старающаяся пробиться внутрь домика сквозь форточку. «Красиво развивается на ветру», – заметил Якоб.

Внезапно стало очень плохо. Он тут же ощутил надвигающуюся волну страха, что, казалось, вот-вот накроет его. Резко стало некомфортно и стены начали сдавливать мужчину со всех сторон, отказываясь отпускать его наружу. «Тебе никогда не выбраться отсюда», – шептали голоса за окном. Волна становилась всё ближе и ближе: ещё немного, и она настигнет безоружного тромбониста, выбив расшатывающуюся входную дверь. Якоб успел достать из объятий лозы заветную ленточку и спрятать её в карман своей пижамы, после чего дверь распахнулась с огромной силой, и… в неё вошёл причудливый мужичок с панамкой на голове.

– Да ему лет семнадцать отроду, – рассмеялся мужчина, стоя на пороге, – а раскомандовался-то как! Не, ну ты видел его?

– Это ты мне? – отозвался Якоб, переводя дыхание после пережитого.

– А кому ещё? – отрезал незнакомец. – Кстати, ты это чего на полу расселся? Давай, поднимай свой зад.

Якоб обнаружил, что всё это время сидел на побитом кухонном кафеле, неудобно опёршись о деревянный шкафчик. Он поднялся на ноги и осмотрел незнакомого мужчину: в левой руке он держал продолговатый чёрный чехол, а из-за спины выглядывал кожаный походный рюкзачок. Одежда на нём была явно не по размеру: складывалось впечатление, будто мужчина стянул всё бельё, что чья-то мамочка наивно вывесила сушиться на балкон первого этажа.

– Довольно уже изучать меня, – скорчил недовольное лицо незнакомец, – меня зовут Шон. Шон Подеревянский.

– Якоб Бакалович, тромбон, – по привычке отрекомендовался музыкант.

– Тромбон?! – выпучил глаза новоприбывший. – Да мы с тобой практически братья, Якоб!

Шон расстегнул замок на своём продолговатом чехле и достал оттуда золотистый корнет.

– Уверен, из нас выйдет неплохая команда!

– Надеюсь, – промямлил Якоб. – Слушай, я, наверное, должен тебе рассказать кое-что. Во-первых: видишь эти стаканы? – он указал Шону на кухонный стол позади себя, – сегодня их было пять. Одна таблетка для тебя, ещё одну я уже выпил, а остальные три – для ребят, – Якоб провёл рукой в сторону спящих на своих кроватях музыкантов. – Я думал, их приносят к восьми, но, как оказалось, это делают немного раньше. Помимо ежедневного принятия таблеток у нас есть ещё несколько правил…

– Так мы здесь с тобой не одни, Якоб? – раскрыл рот корнетист, – ты хочешь сказать, у нас целая команда!

– Ох, да, нас всего пятеро, – отозвался он. – Насколько я понял, все мы прибыли сюда из проходящих мимо поездов с промежутком в три дня. Ты ведь тоже только сошёл с паровоза, верно?

– В точку, детектив. Ещё пару часов назад дрых без задних ног. А теперь стою тут, перед тобой. Чудеса! – искренне улыбнулся Шон. – Слушай, давай ты потом расскажешь мне все эти ваши правила, ладно? Я хочу отдохнуть и осмотреть город. Ты ведь не против?

– Не то, чтобы…

– Вот и отлично. Мне уже нужно пить эту таблетку на столе?

– Думаю, самое время.

– Одну минутку.

Шон вывалил все свои вещи, включая панамку, на пустую кровать в углу и прошёлся на кухню-столовую, после чего без особого энтузиазма выпил «лекарство».

– Не сочти за грубость, Шон, – обратился к мужчине Якоб, – но, просто ради интереса, не расскажешь, что с тобой случилось?

– А? Случилось? Твою мать, я что, снова где-то поцарапался? – корнетист принялся рассматривать всю свою одежду в поисках дырок.

– Нет, не в этом плане. Видишь ли, Шон, все мы в той или иной мере пострадали в прошлом, судьба забрала у нас часть души, из-за чего нам щедро предоставили второй шанс в этом ансамбле, и теперь мы здесь, в рыбацком домике, а впереди нас ждёт…

– О, кстати, – перебил собеседника Шон, – слушай, я не местный, и так и не понял: что означает это «Не за баром-как-его-там» …

– Что-то вроде «вскоре будет праздник», – вежливо объяснил Якоб. – Мы должны будем выступить на финальную ночь фестиваля, который…

– Невероятно интересно! – снова перебил Шон, после чего протёр ладоши о свои огромные брюки и направился к выходу.

– И всё же …

– Ах, да, скажу тебе по секрету, Якоб, ничего со мной не «происходило». Я всего лишь рассказал какому-то господину сказочку о пропавшей дочери, и он тут же согласился мне помочь. Даже дал денег, услышав, что я играю на корнете, представляешь! Нет в моей душе никакой пустоты, дружище. Единственное, чего мне порой не хватает, так это раздетой барышни под рукой! – Шон громко расхохотался и покинул рыбацкий домик, оставив Якоба наедине с его мыслями. А их у музыканта накопилось достаточно.

Последние три дня господин Бакалович полностью посвятил работе. В первое же утро его отправили на ежедневную репетицию, на которой тромбониста обругали словами, которых он за всю жизнь не слышал (они звучали неприятно). Дирижёр Аарон Бачински то и дело прерывал игру Якоба своим шипением и притопыванием правой пяткой по полу, высказывая своё крайнее недовольство тем, что мужчина позволял себе играть на долю громче положенного. «Всё должно быть идеально, ты меня понял, подонок?! – казалось, его уши дымились от злости, – клянусь своими усами, если ты ещё раз сыграешь арпеджио быстрее, я засуну этот кларнет тебе в …»

Не столь важно, куда именно господин Бачински клялся отправить кларнет Якоба, ведь я предлагаю Вам обратить внимание на другую любопытную деталь: партитура тромбона была крайне сложной и текла без остановки, давая бедному Якобу передохнуть лишь на два такта посередине, после чего продолжала свой безжалостный непрерывный бой. Это было самое настоящие испытание!

Если Вам когда-нибудь покажется, что у Вас выдался тяжелый день, не волнуйтесь: у Якоба каждый день был тяжёлым. Да и не только у Якоба: весь ансамбль ежедневно гоняли, как скот, четыре часа к ряду, после чего давали жалкие сорок минут на обеденный перерыв.

Поначалу тромбонист хотел заглянуть в тот самый бар на углу, который он заметил ещё на первое утро своего прибытия в город (кажется, он назывался «Европа»), но желудок предлагал идею получше, периодически напоминая мужчине о голоде характерными звуками. «Надеюсь, там можно плотно пообедать и без миллионов в кармане», – с этими мыслями Якоб ввалился в миленькую столовую напротив бара, от которой доносился приятный аромат какого-то мяса, облагораживающий все близлежащие улицы городка.

– Вы только посмотрите! Свежая кровь! – расплылся в улыбке низкий, но довольно обширный повар. Его рост сполна компенсировала высоченная белая шляпа, которую можно было бы использовать в качестве колонны и подпирать прогнивший потолок рыбацкого домика.

– Ещё один музыкант! – отозвался второй повар, быстро перебирая своими крохотными ножками в сторону посетителя. Он выглядел точь-в-точь, как и первый: такая же шляпа, такой же костюм. Да что там говорить – даже лицо было одинаковым. На противоположной от входа стене столовой висела неаккуратно оформленная вывеска: «У близнецов Тюриных».

Что сильно удивило Якоба, так это полное отсутствие ценников над контейнерами с едой: он уже видел подобные заведения, в которых специально завышали цену при виде взрослого мужчины в костюме. И всё же, сейчас он готов был закинуть в себя что угодно, лишь бы не свалиться от голода на месте.

– Подскажите, пожалуйста: сколько стоит порция этого пюре? – Якоб вежливо указал ладонью на железный контейнер, почти доверху заполненный аппетитной жёлтой массой.

– Ох, он ведь здесь впервые, – закатил глаза первый повар.

– И совсем ничего не знает, – подхватил второй.

– Чего не знаю?

– Для Вас здесь всё бесплатно, господин тромбонист, – хором объяснили толстяки. – Вам ведь пообещали расплатиться после концерта, правильно?

– Так и есть, – согласился Якоб.

– Ну вот видите. А пока что можете наслаждаться едой в нашем заведении. Вам ведь совсем не платят…

– То есть я могу взять вообще что угодно? И сколько угодно? – посетитель не мог поверить услышанному.

– Разве мы так и не сказали? Вот, держите Ваш поднос. Выбирайте, что Вам по душе, господин тромбонист…

Вам, наверное, немного завидно тому, что Якоб имеет такую свободу выбора, а Вам приходится заказывать дорогущие обеды или брать на работу надоевший судочек от жены. Но, прошу Вас, не забывайте о том, что уже через сорок минут сытый и довольный Якоб Бакалович снова спустится на лифте в пучины ада, где его будут терзать и унижать ещё пять (а если плохо старался – и больше) часов подряд.

Единственное, что утешало мужчину все эти три дня, – убеждение самого себя в том, что никакие испытания несоизмеримы с улыбками на лицах родных ему людей. «Ещё совсем немного, Якоб, соберись! Осталось всего четыре дня, ты не можешь подвести свою жену и дочь», – приободрял он самого себя перед зеркалом каждое утро. Помогали и Жёлтые таблетки, без которых музыканты уже не могли спокойно существовать и с радостью принимали их ежедневно, как и требовал Том. Кстати, о Томе: парень крайне редко появлялся на улицах города, а если и видел кого-то из рыбацкого домика – не проявлял никакого интереса, будто и так наблюдает за музыкантами круглосуточно.

С каждым днём у Якоба усиливалась тревога, навещающая его по вечерам, после репетиций. У ансамбля находился часик или полтора на отдых после тяжёлого дня, чем все участники охотно пользовались: кто-то читал газеты, кто-то готовил еду, а кто-то – просто ложился спать пораньше.

Тромбониста же отдых не особо интересовал – желание поскорее увидеть свою семью придавало мужчине сил, и он не мог просто так сидеть на месте. В первые два дня он осмотрел городок, притянув к себе широкие улыбки всех встретившихся ему горожан, а на третий вечер – принял решение выглянуть за шатёр.

«Кажется, это единственный выход из города, – размышлял Якоб, напяливая на себя свою любимую фуражку, – да мы тут прямо в улье каком-то. Не пропустят – и не смогу покинуть это место». Он так спокойно размышлял об этом под действием таблетки, что два года назад ужаснулся бы своим собственным мыслям: Якоба оторвали от его собственной семьи, заперев в старом плавающем домике, и единственный выход из города находился где-то в шатре на вершине холма с подсолнухами. Возможно, именно поэтому инстинкты били тревогу по вечерам, когда действие «лекарства» уже ослабевало, но всё ещё находило в себе силы подавить сомнения Якоба и сохранить относительное спокойствие.

Уже смеркалось, а господин Бакалович только подходил к заветному шатру: за последнее время его ноги значительно ослабли по непонятной причине, из-за чего приходилось устраивать перевалы каждые десять минут. По дороге мужчина не встретил ни одного горожанина, что, впрочем, не сильно его беспокоило, ведь вряд ли прохожие как-то смогли бы помочь уставшему музыканту взобраться на холм.

Прошло ещё какое-то время, и Якоб наконец достиг своей цели: в нескольких метрах от него возвышался знакомый цирковой тент, по другую сторону которого можно было расслышать крики, музыку и оживлённые разговоры. «Кажется, ярмарка в самом разгаре», – заметил мужчина и осторожно, как мышь, пробрался внутрь шатра.

Вокруг всё ещё стояли горы коробок, а на стенах были развешаны гирлянды, только вот на этот раз некоторые детали явно изменились, и это сразу бросилось Якобу в глаза (и не только глаза). Смрад в палатке стоял неимоверный: складывалось впечатление, будто это морг, а не праздничный шатёр. Запах настолько сильно ударил в голову незваному гостю, что у того закружилась голова и ему пришлось опереться на одну из коробок, что оказалась явно легче ожидаемого и перевернулась набок, громко развалившись на части и вывалив на пол кучку… голов. Человеческих.

Кровь застыла в жилах Якоба, зрачки многократно уменьшились, а волосы на руках стали дыбом. Он попятился назад, вдобавок чуть не завалив ещё несколько коробок, и закрыл рот рукой, стараясь не издавать и звука: в шатёр кто-то вошёл.

– Эта старуха была просто ужасной! – жаловался грубый мужской голос.

– А Вы чего ожидали, господин? – с насмешкой отозвался второй.

– Я не в настроении выслушивать твои глупые шутки, – огрызнулся мужчина, – я усердно пахал последний месяц, а в итоге получил вот это отребье?!

Якоб осторожно заглянул в щель между коробками, отделяющими его от жуткой картины: посреди шатра стояли двое. Двое обыкновенных мужчин, повёрнутых спиной к умирающему от волнения гостю, неспособному даже подняться на ноги от нахлынувшей его волны тревоги. Они оживлённо что-то обсуждали, и Якоб подвинулся чуть ближе в попытке рассмотреть их в полный рост.

Сердце тромбониста снова ушло в пятки, после того как мужчина смог разглядеть коричневые брюки стоящих в шатре: они были залиты кровью по самое колено. Внезапно Якоб осознал, что за смрад стоял в шатре всё это время. Трупы. И много трупов. В каждой коробке возле него.

Нервы музыканта не выдержали, и он громко всхлипнул, тут же прикрыв рот двумя ладонями. Сердце безудержно стучало, как колокол, выпрыгивая из грудей, а на лбу бедняги выступил пот, голова снова закружилась. «Неужели это конец? – задрожал Якоб, – я так и не сделал ничего хорошего за свою жизнь. Где же сейчас Лана, где сейчас моя дочь? Я виноват во вс…»

Перепуганный музыкант не успел закончить свою исповедь, ведь один из мужчин сделал оборот на сто восемьдесят градусов, точнее, не он сделал – его голова вывернулась назад, и Якоб, наконец, увидел его лицо: оно оказалось совершенно обычным, за исключением одной крохотной детали: глаза. Их не было.

Под густыми бровями полного мужчины в жёлтой рубашке расположилось два сияющих отверстия, излучающие абсолютную тьму и отчаяние. Они пожирали Якоба, приковав его к злополучной щели между коробок и не отпуская ни на шаг.

– Смотри-ка, ֍֍, кто-то разбросал товар по полу, – заметило жуткое что-то.

– А? Где? – Откликнулся ֍֍, и тоже устремил свой пустой взгляд (если это можно было назвать взглядом) на развалившуюся коробку, которую Якоб столкнул несколько минут назад.

Колени ненадёжно спрятавшегося тромбониста дрожали, как две соломинки, которые вот-вот сломаются и рухнут, издав неистовый грохот и приманив к себе ещё больше голодных существ. Ему оставалось только ждать, скрестив пальцы вспотевших ладоней, и надеяться на лучшее. Надеяться, что эти твари окажутся слишком тупыми и не заметят его.

– Тихо! – внезапно приказал полный мужчина. – Ты ведь тоже это чувствуешь, ֍֍?

Несколько секунд в шатре простояла гробовая тишина, после чего до Якоба донёсся ответ:

– О, ещё как чувствую, ֎֎. Мы здесь не одни, ведь так? – существо криво улыбнулось. – Кто-то подло нас подслушивал всё это время… Интересно, кто бы это мог быть? Кто-то тихий, кто-то считающий себя очень умным… Я ВЕДЬ ПРАВ, ЯКОБ?! СКОЛЬКО РАЗ Я ПРОХОДИЛ МИМО ТЕБЯ, ЩЕДРО ИГНОРИРУЯ ЖЕЛАНИЕ СОЖРАТЬ ТЕБЯ НА МЕСТЕ! – ֍֍ широко раскрыло рот, из которого вывалились острые лепестки подсолнухов вместо зубов. – ТВОЙ ЗАПАХ Я УЗНАЮ ИЗ ТЫСЯЧИ! У ТЕБЯ БЫЛ ШАНС СБЕРЕЧЬ СВОЮ ЖАЛКУЮ ЖИЗНЬ, НО ТЫ САМ СДЕЛАЛ ЭТОТ ВЫБОР!

Кажется, существо уже было не в силах себя сдерживать, и рывком устремилось в сторону коробок, служащих последним хрупким оплотом Якоба в этом ужасном, давящем со всех сторон шатре.

Еще одна секунда, и подсолнуховая тварь сожрёт сжавшегося в клубок Якоба, который уже смирился со своей судьбой и ни на что не надеялся. Перед его глазами пронеслись самые трогательные моменты, что он когда-либо испытывал: вот он достаёт из кармана обручальное кольцо, протягивая его своей любимой жене, вот он гуляет по парку со своей крохотной дочерью, а вот…

А вот мощный удар в челюсть прилетает обезумевшей твари, скачущей, как конь, к своей добыче.

– Вы бездарный скот! – раздался знакомый голос по ту сторону коробок. – Этот товар добывался каждые три дня не ради того, чтобы вы его слопали, придурки! – чья-то рука подняла с пола упавшую человеческую голову и метнула её в сторону стоящего в стороне второго существа. Тут же послышался глухой шлепок об землю, и незнакомец принялся вытаскивать обморочных тварей из шатра на выход к фестивалю.

Притаившийся за грудой ящиков и пребывающий в полном ужасе и недоумении, Якоб так и не осмелился выглянуть наружу и рассмотреть своего спасителя. Только по прошествии нескольких минут чёрная фуражка осторожно поднялась над коробками и осмотрела всё в округе: кажется, шатёр был пуст.

Голод подсолнухов

– Неужели ты совсем не хочешь спать? – раздражённо причитала Лада, – завтра у нас столько работы, а ты куда-то собрался посреди ночи!

– Да это вы какие-то странные! – отозвался Шон. Корнетист достал из-под кровати закупоренную бутылку шампанского и громко объявил: – Она. Будет. В восторге.

– Дружище, Луна уже взошла. Разве Якоб не объяснил тебе наши правила? – раздался низкий баритон Яна, недовольного тем, что ему не дают заснуть.

– Он так быстро убежал, – оправдался Якоб, – слушай, Шон, мы желаем тебе только лучшего. Тебе и правда не стоит…

– Да плевал я на ваши правила, господа! – развёл руками улыбающийся музыкант. – Любви не писаны никакие законы, это я вам точно говорю.

После этих слов Шон выудил из внутреннего кармана своего жилета огромные ножницы и принялся резать колючую лозу за стеклом, прорубая себе окно в «Европу».

– Этот идиот долго не проживёт, – вякнул Ян, укутываясь в покрывало. – Ну и чёрт бы его побрал, я спать.

Все музыканты последовали примеру контрабасиста, и через какое-то время один лишь Якоб остался сидеть на углу своей кровати, наблюдая за своим наивным приятелем, который уже почти полностью освободил окно от оков лозы.

Это был его пятый день в Городе Подсолнухов. Впереди оставалось ещё два. После произошедшего в шатре и обнаружения красной ленточки Якоб окончательно убедился в том, что ему не выбраться отсюда живым. Жизнь потеряла какой-либо смысл, и душа господина Бакаловича совсем опустела. Он уже не ощущал потребности в таблетках, хотя всё равно принимал их по привычке каждое утро. Ночью его уже не клонило в сон, а сами сны были сухими, как пустыня. Впрочем, Якоб их и не старался запомнить. Он даже находил забавным усердие пыхтящего у окна друга с ножницами, что вот-вот выпрыгнет навстречу своей смерти.

Якоб подошёл к Шону и положил ему руку на плечо:

– Куда ты хоть собрался?

– Я заглянул в этот… ай, в этот бар сегодня на обеде, – объяснял корнетист, параллельно сражаясь с лозой, – ты бы глазам своим не поверил, Якоб. Такую красоту и в кино не покажут, поверь мне. Как я могу спать спокойно, когда где-то там её оцепили кровожадные самцы? Ай?

– Ай, – подытожил мужчина. – А если она, ну… Скажем, если она окажется не такой уж и красивой, Шон, что ты тогда сделаешь?

– Не говори глупостей! – возразил корнетист. – Алиса совершенна. Я полюблю её в любом виде. Клянусь этой… ай, этой панамкой!

Вся лоза наконец опала куда-то на веранду, и проход был открыт.

– Счастливо оставаться! – скорчил гримасу довольный Шон и выкатился в окошко.

Снаружи было пугающе тихо. Улицы городка опустели, а над озером повисла огромная круглая Луна, отражение которой полностью покрыло озеро. Само отражение было невероятно чётким, разлёгшись на абсолютно гладкой поверхности воды. Шон застыл на минутку, заворожённый красотой этого места. За Луной наблюдал не только он: все подсолнухи в округе также направили свои бутоны в сторону озера, как вдруг…

Подсолнухи отвернулись, будто не желая видеть нечто ужасное. Шон поднял голову чуть выше и увидел.

По озеру кто-то плыл.

Это был лодочник, но вёсел у него не было: лодка разрезала спокойную воду сама по себе. Отражение Луны стало нечётким, а что-то в лодке, кажется, посмотрело в сторону ночного искателя приключений.

Шон отчётливо почувствовал чью-то костлявую руку на своей шее и принялся пытаться спастись от удушья, упав прямо на колючую лозу и даже не в силах закричать от боли. Со стороны это выглядело немного странно, ведь никакой руки и в помине не было на шее музыканта.

Пролежав на досках какое-то время, мужчина встал на ноги и первым делом осмотрел озеро: лодки уже не было, как, впрочем, и сидящего в ней. «Что за идиотизм? – возмутился Шон и начал выдёргивать из своих конечностей впившуюся в них лозу. – А это не так больно, как я думал».

На всякий случай ещё раз тщательно изучив отражение Луны на воде, он оставил подсолнухи в одиночестве наблюдать за этой красотой, осторожно перебравшись через «причал» и направившись вглубь города с чудом уцелевшей после падения бутылкой алкоголя.

На улицах всё так же стояла гробовая тишина, фонари не проявляли никакого желания освещать витрины, и было сложно найти нужный закоулок – к счастью, похотливое чутьё Шона привело его куда нужно: над его головой виднелась еле различимая вертикальная надпись: «ЕВРОПА». «Я уже так близок, Алиса! – облизывал губы музыкант. – Встречай меня своими…»

Мужчина распахнул старую дверь заведения и застыл от ужаса: в баре не было ни одного человека.

О, нет, бар не был пустым – напротив, он кишел жуткими созданиями без глаз и с острыми лепестками во рту. Шон впервые увидел истинный облик жителей Города Подсолнухов, и он точно не был к этому готов.

– Вы посмотрите, кто пожаловал, – раздался чей-то голос из тёмного дальнего угла. – Ты невовремя, красавчик. Совсем невовремя.

– Что же, придётся убить его, – одна из тварей поднялась с барной стойки и направилась в сторону входной двери.

– Ни в коем случае! – остановил существо знакомый голос. Шон повернул голову в его направлении и увидел свою возлюбленную – за столом сидела Алиса, с которой он так мило беседовал ещё десяток часов назад, только вот на этот раз лепестки-щупальца в её рту не располагали к разговору. – Оно не удовлетворится, если концерт сорвут. А мёртвым он и ноты не сыграет.

– Найдём ему замену, – предложил кто-то.

– Верная мысль! А его сожрём. Вдруг, научится не лезть куда не просят.

– Он уже был на репетициях, – снова раздался тот голос из угла. – Посмотрите на него: он уже почти прирос к своему инструменту. Если ваша «замена» окажется дерьмом, оно лишь продлит нам срок.

– И что же нам делать?

Голос затих на какое-то время, и в баре воцарилась гробовая тишина.

– Дадим ему десять таблеток, – наконец вынес приговор незнакомец. – Он должен всё забыть.

– А если не сработает?

– Не сработает – сделаем по-вашему.

После этих слов ошарашенного корниста затянули в бар и крепко привязали к стулу, оставив его так на минуту или две.

– Что вы со мной собираетесь сделать, твари? – визжал от страха Шон. В ответ он услышал лишь тишину и… сильный удар чем-то твердым по макушке.

– Лей быстрее, – подгоняли твари кого-то, скрывшегося в тени стен заведения, – вдруг он очнётся.

– Не переживай, всё случится ровно так, как и должно, – ухмыльнулся кудрявый парень без глаз, выйдя на свет со стаканом на подносе, словно дворецкий. – Этого хватит.

Лодка и музыканты

Уверенные в своём успехе, жители Города Подсолнухов не учли одну важнейшую деталь: похоть Шона была куда большей, чем они могли бы себе представить. Удивительно, как иногда противный характер и мерзкие нравы человека могут принести пользу окружающим. Этот раз совсем не оказался исключением:

– Клянусь Богом, Якоб, я ничего не помню! Я… Я, кажется, шёл по улице, и там было озеро, а потом…

– Конечно, там было озеро, Шон, – мужчины сидели на веранде у рыбацкого домика, свесив ноги вниз. – Мы всегда возле озера.

– Ох, Якоб, а вдруг она призналась мне в любви? Вдруг она уже беременна?! А я даже не помню этого!

– Не сочти за грубость, приятель, но, думаю, об этом ты можешь не беспокоиться.

– Да как ты… Я всего лишь романтик, Якоб, я…

– Ладно, ладно. Я тебя услышал, успокойся. Пойдём домой, Шон, уже вечереет.

– Ох, я так хочу спать, ты не представляешь! Никогда не чувствовал себя таким усталым… Когда нам уже принесут те чёртовы таблетки?

Якоб помог другу подняться и косо посмотрел на Шона: что-то изменилось в нём. Нет, он всё ещё оставался наивным пухлым корнетистом, но его улыбка уже не была искренней, как прежде. Господин Бакалович начал догадываться о произошедшем этой ночью, но пока что и понятия не имел, насколько важную роль сыграют эти события.

∗ ∗ ∗

Якоб снова не мог заснуть. Это была его последняя ночь перед выступлением, и бессонница, видимо, не хотела оставлять его до самого конца. Завтра он снова в последний раз придёт на репетицию, в последний раз натянуто улыбнётся господину Бачински, в последний раз посетит полюбившуюся столовую. Этот мир уже был безразличен истощённому музыканту. Якоб не был способен выдать эмоции, не был способен рассмеяться. Это всё было так глупо – глупые люди, глупый дом и глупая работа. «Зачем мне оставаться в этом мире, – подумал он, поглядывая на вилку на кухонном столе. Ножей музыкантам по какой-то причине не давали, и продукты приходилось разрезать чем-то другим. – Хватит ли мне её?»

Внезапно сквозь монотонный храп Шона, развалившегося на своей кровати в углу, начали пробиваться какие-то слова: «Ононе… Он… Оно не удовлетворится, если концерт сорвут…»

«Интересно, что снится этому идиоту?» – подумал Якоб, поначалу не обратив внимания на сонные бредни сожителя. Но следующие слова заставили музыканта прислушаться и даже встать с кровати, чтобы лучше расслышать: «Амё… А мёртвым он и ноты не сыграет…»

«Так вот чем ты заполнил свою душу, похотливое ты создание, – усмехнулся Якоб. – Последними словами своей возлюбленной. Ну, что с тобой поделаешь?»

Мужчина уселся за кухонный стол и начал усердно думать, уткнувшись в темноту за окном, которую раньше закрывали растения. В голову снова полезли наставления проклятой старухи, не отпускавшие его ещё с начала прибытия в город. «Заостряй внимание на смерти… Мёртвым ноты не сыграет… Днём все твои мысли видны…»

Он просидел неподвижно, погружённый в раздумья, ещё час или два, после чего вздрогнул и, улыбнувшись, улёгся в кровать. Следующий день обещал быть интересным.

∗ ∗ ∗

Первым делом после открытия глаз Якоб выкинул свою таблетку в форточку, а воду из стакана вылил в раковину. Он подошёл к зеркалу, и впервые за долгое время его голос был полон уверенности: «Сегодня всё решится. Я не допущу ошибку».

Скромно позавтракав и почистив зубы, музыканты отправились на свою последнюю репетицию, в которой, как им казалось, особого смысла уже не было: дирижёр гонял их так безжалостно, что они машинально играли каждую ноту с необходимой громкостью и необходимым темпом.

Господин Бакалович вышел на улицы города, но вместо привычных улыбающихся лиц горожан его встретили безликие твари, выдавливающие кривые улыбки и машущие проходящему ансамблю руками. Якоб не испытывал ни страха, ни отвращения к существам – его душа была полностью лишена подобных чувств. Остальные же музыканты, приняв утром по таблетке, смотрели на этот мир в иллюзорных очках, что сами же на себя и надели. «Жалкое зрелище», – подумал Якоб и помахал ликующим горожанам в ответ.

∗ ∗ ∗

– Сегодня последний день, когда Вы питаетесь у нас за бесплатно, господин тромбонист, – дружно расхохотались поварята. – С Вами было интересно. Ничего, если я сейчас расплачусь, как ребёнок?

– Я удивлюсь, если оттуда вытечет слеза, – признался Якоб.

– Ч-что Вы имеете в виду?

– Ну, ты и сам знаешь… А, кстати, чуть не забыл: раз уж сегодня такой день, не могли бы вы купить мне вина в том баре напротив? – мужчина ткнул большим пальцем себе за спину, в сторону «Европы».

– Вздор! Мы не будем тратить на тебя наши деньги, тем более бутылка тяжелая: в одиночку я её не унесу, – возмутился один из коротышек.

– Что же, у меня тут осталось несколько монет, – музыкант достал из кармана свой последний десяток злотых, оставшийся у него после покупки билетов семье на поезд. – Вот, тут должно хватить. Сходите вдвоём, а сдачу оставьте себе в качестве подарка.

– Ну, раз уж так, – замялись близнецы, – ты точно не можешь сам сходить?

– У меня совсем мало времени, а я только начал обедать, – отрезал Якоб.

– Ох, так уж и быть, – согласились поварята, после чего схватили жменю монет и выбежали на улицу. – Смотри, не разбей тут ничего!

Якоб убедился в том, что близнецы ушли и молнией пробрался на кухню. Там его встретил уже знакомый смрад, правда, в этот раз он был не таким резким. Мужчина осмотрелся: вокруг всё было неубранным, грязная посуда мариновалась в какой-то мутной жидкости, а по полу бегали тараканы. Простояв на одном месте какое-то время, среди груд мусора Якоб всё же отыскал то, за чем пришёл: на разделочной доске лежал блестящий нож немаленького размера, который он тут же схватил и засунул себе за ремень, прикрыв пиджаком.

Близнецы как раз вернулись обратно, неся на плечах бутылку вина, как таран, в то время как Якоб сел за свой столик и непринуждённо доедал своё рагу.

– Ваше вино, господин музыкант! – выдавили из себя поварята, тяжело дыша.

– Знаете, я передумал: в такой день я должен оставаться трезвым, даже несмотря на все ваши искушения.

– Да вы просто издеваетесь над нами! – заныл один из близнецов.

– Ещё как! – улыбнулся музыкант.

∗ ∗ ∗

Господин Бакалович покинул репетиционный зал в хорошем настроении: всё шло согласно его плану. Осталось всего несколько крохотных шагов, и он приведёт свой план в действие. Нельзя было допустить ни малейшей оплошности этим вечером, ведь уже через несколько часов он должен будет дать концерт вместе со своими сожителями.

Музыкант спустился к родному озеру, не ощущая и капли усталости. Наоборот, у него чесались руки от ожидания начала выступления. Он посмотрел на уличные часы, и, удовлетворившись увиденным, пробормотал: «Ещё пять часов. Я успею. Я должен успеть».

Приближаясь к рыбацкому домику, Якоб заметил знакомые коричневые подтяжки: Том стоял прямо возле «причала», скрестив руки на груди и насвистывая какую-то старую мелодию. Вместо глаз у него в голове сияли две дыры, извергающие ненависть к приближающемуся музыканту, а густые кудри обрели форму жёлтых лепестков.

– Как прошёл твой день, Якоб? – вежливо поинтересовался парень, оказавшись в двух шагах от своего собеседника. – Я тебя сегодня не видел.

– Ох, это очень странно, – съязвил тромбонист.

Щёки Тома обрели красный оттенок, казалось, он вот-вот взорвётся от бьющей из всех щелей ненависти.

– Я смотрю, ты считаешь себя очень умным, Якоб. – Парень ткнул мужчину пальцем в грудь. – Ты уже давно обо всём догадывался, ведь так?

Музыкант стоял молча.

– Ох, точно, ты не догадывался – ты знал. Знал и видел нас. Но где бы ты был сейчас, не окажись я в тот день в шатре, а? – Том выгнул переднюю часть туловища вперёд, – Где бы ты был, не наблюдай я за тобой через эти… эти дрянные подсолнухи?!

Мужчина продолжал стоять, так и не произнеся и слова.

– А теперь осмелевший неудачник стащил из столовой нож, – продолжал парень. – Замечательно! Думаешь, сможешь зарезать меня? Или кого-то ещё?

Внезапно Том достал из-за пояса лезвие и воткнул его себе в грудь.

Якоб никак не отреагировал на произошедшее.

– Ты не представляешь, сколько раз я желал отправить свою душу в мир иной, после того как оно пришло в этот чёртов город, Якоб! Я был таким, как ты: радовался жизни, желал людям только добра! И вот как мир обошёлся со мной! ПОСМОТРИ НА МЕНЯ, МАТЬ ТВОЮ!

Мальчик стоял, расправив руки в стороны. Из груди его торчал нож, никак не мешавший ему кричать во всё горло и трястись от злости.

Музыкант окинул собеседника взглядом, после чего продолжил молча стоять.

– Я больше не дам слабину, Якоб. – Кажется, Том наконец успокоился. – Окажи мне услугу, дружище, последнюю услугу. Сделай что-нибудь полезное перед смертью и отыграй красиво, ладно?

– О, Том, я отыграю великолепно, – кинул Якоб и неспешно направился обратно в дом, оставив позади вновь разъярённого парня с искажённым до неузнаваемости лицом.

Внезапно Том залился смехом, но это, скорее, были истеричные припадки, чем радостный хохот.

– И что же ты сделаешь, Якоб? А?! ЧТО ЖЕ ТЫ СДЕЛАЕШЬ?! – кричал он вдогонку удаляющемуся мужчине, но в этом уже не было никакого смысла.

∗ ∗ ∗

– Они вообще думают о нашем здоровье?! – кто-то из музыкантов возмущённо наматывал круги по всему периметру их скромного жилища, прикладывая все возможные усилия, чтобы не заснуть прямо здесь и сейчас.

– Мне нужна таблетка! – подхватил ещё кто-то. – Умоляю, дайте мне хоть одну! Может, у кого-нибудь из вас завалялась, а? Я уже не могу так жить…

До выступления оставался ровно час, и привыкших к «лекарству» музыкантов всё сильнее клонило в сон, из-за чего они не могли нормально сфокусироваться на предстоящем концерте.

– Кстати, а где… Где наш Якоб? – заметила Лада, зевая через слово и устало моргая каждую секунду.

– Он отправился на веранду со своим тромбоном, – раздался никому незнакомый хриплый голос из-за угла. Все повернули голову в его направлении и увидели сидящего на краю своей кровати Бориса – это были его первые слова, произнесённые в этом городке, чем остальные были крайне ошарашены. – Интересно, что он задумал?

Тем временем Якоб усердно пыхтел над чем-то на веранде, периодически оглядываясь по сторонам в поиске нежелательных зрителей. «Ну же, ещё чуть-чуть, – комментировал мужчина свои действия под не самый приятный скрип металла, – кажется, готово». Он внимательно осмотрел свой инструмент, после чего засунул нож обратно за пояс и поднялся на ноги, ещё раз окинув пристальным взглядом берег озера. «Как тебе, Том? Только попробуй не остаться довольным, маленький выскочка», – кинул Якоб в никуда, после чего поправил галстук-бабочку и распахнул входную дверь домика.

– Где ты был? – вяло поинтересовалась Лада, завидев входящего тромбониста.

– Надо было закончить кое-какие дела, – отозвался Якоб.

– И откуда в тебе столько… столько сил?

– Откуда в вас их так мало? – парировал мужчина, – лучше приготовьтесь. Кажется, к нам идут гости.

После этих слов дверь снова открылась, на этот раз с ещё большей силой, и музыканты учуяли резкий неприятный запах чего-то гнилого. Внезапно внутрь домика ввалилось мерзкое безликое существо, до смерти напугав всех, кроме Якоба.

– ЧТО ЭТО ТАКОЕ?! – визжала Лада, схватив Яна за его рубашку, но тот, кажется был напуган ещё больше:

–Я-я… я… н-не…

– Неужели не узнаёте меня? – криво усмехнулась тварь. – Не узнаёте родного господина Бачински? – голос существа был до жути низким, а его пальцы приобрели форму подсолнуховых стеблей, потеряв всякую способность сгибаться.

– В-вы… в-вы не-не госп-подин Бач...

– ДОВОЛЬНО НЫТЬЯ! – угрожающе вякнуло нечто. – У вас полчаса на приготовления, голубки! А ты найди себе приличную одежду, грязная свинья! – тварь ткнула своими острыми пальцами в напуганного Яна, что вот-вот свалится в обморок от происходящего.

– Ах да, чуть не забыл, – существо медленно повернуло голову в сторону Якоба, наблюдающего за представлением с абсолютно безразличным выражением лица. – Чего такой кислый, тромбонист? Не покажешь, что это у тебя за поясом?

– А если не покажу?

Тварь мгновенно взбесилась и скорчила жуткую гримасу, от которой у любого бы волосы стали дыбом. Она рывком подскочила к музыканту, подняв его своими стеблями над головой, и осторожно изъяла лезвие из-за кожаного пояса господина Бакаловича.

– Тогда я сам всё сделаю, кусок идиота, – прошипело существо. – Ты ничего не решаешь в этом мире, Якоб, пойми это. Бедненького алкоголика уволили с работы, и что же он сделал? – тварь повернула голову к остальным музыкантам в ожидании ответа. – Он соврал своей семье, вот что он сделал! В тебе нет и капли мужества, ты, бесполезная половая тряпка! – Господин Бачински швырнул Якоба на пол, после чего демонстративно развернулся в сторону выхода и вышел, кинув напоследок:

– На месте твоей жены я бы уже давно бросил тебя, ничтожество.

∗ ∗ ∗

Музыканты пришли в себя и начали метаться от шкафчика к шкафчику, выискивая подходящий костюм. Им казалось, что идеальное выступление – единственный способ сберечь свою жизнь, в чём они, конечно же, глубоко ошибались.

Якоб не особо спешил с приготовлениями: на нём уже висел тот самый костюм, в котором он в последний раз видел своих любимых дочь и жену, а возле него на кровати лежал старый добрый тромбон. «Я с тобой до самой смерти, мой друг», – погладил инструмент мужчина. Ему вдруг вспомнился какой-то тёплый момент из юношества, но это, скорее, было мимолётное воспоминание, чем что-то важное.

Остальные музыканты тоже заканчивали собираться, напрочь позабыв о своей усталости и желании поспать. Сейчас их жизни, казалось, висели на волоске, и могли в любой момент сорваться из-за малейшей оплошности.

– Чего вы так торопитесь? – поинтересовался Якоб, наблюдая за бегающими вокруг, как муравьи, сожителями. – Расслабьтесь хоть напоследок, не усложняйте себе жизнь.

– Мы хотим сберечь эту жизнь, Якоб. – Агрессивно отрезала Лада. В её голосе присутствовало нездоровое безумие, было очевидно: она не знала, что делать.

– Ты совсем рехнулся, дружище, – согласился Шон. – Они забрали твой нож, разве ты сам не видел? Лучше помолись за нас, а не сиди без дела.

Тромбонист лишь усмехнулся.

Входная дверь вновь распахнулась и в лицо музыкантам ударил яркий лунный свет, откуда-то снаружи послышались восторженные крики и аплодисменты. Кажется, пора было выходить.

– Благодарю всех, кто пришёл сегодня к Лунному Озеру, друзья! – раздался чей-то молодой голос из шипящих динамиков на столбах, – сегодня праздник, друзья, великий праздник! Именно поэтому, под ваши аплодисменты, встречайте: ансамбль «Незабаром свято»!

Раздались бурные овации, доносящиеся с берега озера – судя по всему, зрителей собралось немало. Пол рыбацкого домика дрожал от топота и свиста возбуждённых тварей, что уже не могли дождаться выхода пятерых наивных музыкантов.

Внезапно неведомая сила заставила Якоба сделать шаг к двери. Затем ещё один. И ещё. Все остальные тоже начали аккуратное продвижение к выходу, выстроившись в шеренгу, как солдаты, и постепенно выходя на лунный свет.

Восторженная толпа засвистела и затопала с новой силой, завидев машущего не по своей воле корнетиста, который готов был сейчас броситься в озеро и покончить с этим цирком уродов, лишь бы не видеть всех этих тварей на берегу, но, по какой-то причине, сделать он этого не мог.

После того, как весь состав ансамбля вывалился на веранду, зрители резко прекратили шум и притихли, словно мыши: на озере появилась лодка.

Она медленно плыла по воде, приковав к себе взгляды обеспокоенных жителей города, и через какое-то время ударилась носом в деревянную веранду.

В лодке никого не было.

Внезапно всё та же неведомая сила потянула вспотевшего от страха Шона – а затем и остальных музыкантов на борт лодочки, вежливо дождавшись, пока ансамбль примет удобные и презентабельные позы.

Вокруг всё так же было крайне тихо. Пятеро музыкантов держали в руках свои инструменты, у четверых из них бешено стучало сердце, трое стояли в изысканных чёрно-белых костюмах, двое держали наготове свои смычки, и лишь один музыкант был совершенно спокоен.

Громкий и пронзительный большой мажорный септаккорд прервал пугающую тишину, и выступление, наконец, началось. Лодка начала своё плавное движение куда-то к противоположному от зрителей берегу, а твари захлопали в такт мелодии. «Как я и думал, – убедился Якоб. – Я и пальцем пошевелить не могу. Мы буквально приросли к своим инструментам». Боковым зрением он заметил встревоженные лица своих сожителей, непонимающих, что ждёт их впереди, и спокойно продолжал играть, выжидая своего единственного шанса. «Ещё пара секунд… Я не могу облажаться. Арпеджио, до диез, соль…» Якоб сосредоточил всё свое внимание на мелодии, которую он играл, не прилагая и малейших усилий. До заветных двух тактов передышки оставалось совсем немного четвертных. Вот Борис идёт на кульминацию, Лада аккомпанирует ему на высоких нотах, они уже совсем близко… Три… Два… Один.

∗ ∗ ∗

Отточенный этим вечером до невероятной остроты раструб золотистого тромбона вонзился в горло абсолютно спокойного музыканта. Последующие несколько секунд показались ему невероятно тягучими, но мужчину это лишь забавило. Откуда-то издалека послышались ошеломлённые крики тварей, что, потеряв голову, ринулись в озеро, а голова сильно заболела. «Я сделал это, – подумал про себя Якоб. Его душа наконец обрела покой. – Как тебе моё выступление, Том? Понравилось?»

Мужчине казалось, что он плывёт куда-то по спокойному течению, вокруг слышался шум воды, а в воздухе внезапно запахло сыростью.

∗ ∗ ∗

– Ну что, Якоб, достаточно получил? – до музыканта донёсся знакомый старческий голос. Мужчина открыл глаза и осмотрелся: он лежал на знакомой заброшенной площади, только в этот раз она была залита дождём. Прямо перед ним возвышалась новенькая деревянная будка с крохотным открытым окошком. Господин Бакалович заглянул в него – внутри сидела улыбающаяся древняя бабка, но в этот раз она выглядела очень даже мило и аккуратно.

Голова продолжала болеть, но Якобу это чувство показалось скорее приятным, чем болезненным: ему казалось, что в его голову возвращаются чувства и эмоции, которых он, как он думал, окончательно лишился в том злосчастном рыбацком домике.

– Они ведь мертвы? – наконец выдавил из себя мужчина. – Они обе.

– Конечно, мертвы. – Согласилась старушка. – Но разве тебя это сейчас волнует?

– С каждой секундой всё больше, – признался Якоб. – Это ведь из-за меня они…

– Кто знает, дорогой? Ты всегда сможешь спросить у них это лично, если захочешь. Ты ведь любишь свою семью, разве нет?

Якоб молча стоял под слабым дождиком напротив будки и осматривал свои ладони, пытаясь осознать, в каком месте он очутился, хотя, думаю, он и сам знал ответ на этот вопрос.

– А Город Подсолнухов? – внезапно затревожился он. – Оно ведь не будет удовлетворено, если концерт прервут?

– Как грубо! – фыркнула бабка. – Я полностью удовлетворена твоей игрой, Якоб. Как ни крути, ты бы всё равно вернулся ко мне, но ты приятно меня удивил, дорогой. Ты сам пришёл сюда, не стал дожидаться решения остальных. Не это ли настоящая красота? – старушка растаяла в улыбке и пристально посмотрела мужчине в глаза.

– Ступай, Якоб, тебе нужно отдохнуть. С этого дня тебя ждёт плотный график, так что не подведи меня, хорошо?

Музыкант постоял какое-то время, размышляя над произошедшим и не до конца понимая, что ожидает его в будущем.

– Могу я задать Вам последний вопрос? – поинтересовался он.

– Уверена, ты и сам знаешь на него ответ, дорогой, просто посмотри на меня внимательнее.

– Конечно, знаю, – усмехнулся Якоб.

∗ ∗ ∗

Это произведение частично (или полностью) оправдывает идею перерезания горла с помощью раструба тромбона. Если вы считаете, что это правильное решение – действуйте, и, возможно, вы окажетесь правы. А если сомневаетесь – что ж, думаю, Вам лучше заняться поиском своего Города Подсолнухов.

Текущий рейтинг: 60/100 (На основе 30 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать