Билетики

Деньги закончились неожиданно и очень быстро. Из-за угла вывалились двое парней в больших, не по размеру, кожанках и одинаковых лыжных шапках, перегородили узенький переулок. Тощие, низкие, с карикатурно-тупыми лицами, спрятанными в карманы руками и нелепо расставленными в стороны локтями, они походили на собравшихся на рок-концерт восьмиклассников, и явно не были способны напугать и обчистить ни одного адекватного взрослого человека. По крайней мере, Олеся подумала именно так. Она чуть не засмеялась, когда один, с выбивающимися из-под шапки светлыми кудрями, демонстративно харкнул под ноги её спутнику и прохрипел:

— Э, голубки, не подогреете братву на пиво? Осень, холодно — аж кровь стынет, сами понимаете.

Второй кивнул и глупо гыгыкнул.

Любой в ответ на это просто послал бы этих неудачников, да протолкался на улицу. Или можно было бы развернуться, уйти во двор, где полно народу. В крайнем случае — позвать на помощь, спугнуть. Проблем-то, думала Олеся. Но вот Андрей, похоже, придерживался иного мнения.

Испуганно уставившись на дымящийся от холода плевок, он часто и мелко дышал, а искусанная нижняя губа то обиженно кривилась вниз, то принималась дрожать. Прежде, чем Олеся успела что-то сказать, он достал из кармана кошелёк, расстегнул его истеричным рывком и достал выпрошенные у отца не более получаса назад пятьсот рублей.

— На, держите, — и без того тонкий голос стал совсем детским. — Мне же не жалко...

Кудрявый выхватил из руки фиолетовую бумажку, смял, сунул поскорей в карман, явно не веря своему счастью. Хлопнул Андрея по плечу.

— От души, мужик! Вот это щедрый подгон. Ну, бывай.

Гопники поочерёдно протиснулись мимо пунцовой от злости Олеси и быстрым шагом, направились к дворовому ларьку.

Внутри у Олеси клокотало и кипело. Жирный чмошник! Ни денег, ни Андрея, разумеется, жалко не было — завтра Алла заплатит ей за выигранное пари вдесятеро больше, но упущенная возможность на халяву сгонять в кино раздражала. И куда сильнее раздражала нерешительность, трусость и какая-то общая инфантильность "кавалера".

Вообще, бесило всё. Кричащие — громко и насмешливо — в небе чайки. Наползающие с реки, набухшие холодным дождём, грязно-серые тучи. Свистящий в ушах ветер, легко забирающийся даже под капюшон. По насыпи позади автобусной остановки бесконечной гусеницей тянулся разноцветный состав. Колёса скандировали привычное "тудух-тудух, тудух-тудух", но Олесина злость превращала это в позорное "на-дер-жите, мне-не-жалко". Через минуту она не выдержала, толкнула Андрея в плечо:

— Ну, и чё это было?

Он, вроде бы, даже слегка удивился.

— В смысле?

— В смысле, только что, в переулке. Не прикидывайся мне тут! В тебе, блин, за сотку кэгэ и два метра росту, да ты их пнул бы — они б улетели за горизонт! В крайнем случае, мог просто на них упасть и раздавить. Чё ты такое ссыкло?

— Ох, слушай, Олеся, я, это... — он замялся, округлые бледные щёки приобрели совсем уж молочный оттенок. — В общем, мне мама всегда говорила, что лучше уж всё отдать, без лишних споров. Целее буду. Мне проблемы не нужны.

— А деньги тебе, блин, тоже не нужны? Не работаешь, клянчишь бабло у папочки, на какие шиши ты вообще живёшь, что можешь так легко отдать пятихатку первому встречному?

Он отвернулся, насупился, втянул обёрнутую толстой вязаной шапкой голову в оранжевую зимнюю куртку, выглядящую откровенно чужеродно при плюсовой температуре. Пробурчал:

— Слушай, раз я тебе так неприятен, нечего тогда было звать меня на свидание.

— Да ладно, ладно, — буркнула Олеся, успокаиваясь. — Поехали хоть просто посидим где-нибудь.

Вскоре они тряслись в неторопливом автобусе. Общих — хотя, по большей части, Олесиных — денег хватало на поход в какой-нибудь фастфуд, и было решено отправиться в недавно построенный на другом конце города торговый центр, полюбоваться на местную достопримечательность — аквариум с маленькой акулой.

Через пять минут Олесе стало невыносимо скучно. Андрей пытался завязать (а скорее — навязать) разговор, но темы все оказывались в его стиле. Дебильные японские мультики, компьютерные игры, рассказы о поездках на природу с такими же задротами, где все они наряжались эльфами и разыгрывали сценки из какой-то книжки. И, конечно же, мама. Мама делала все домашние задания по математике. Мама очень хорошо кормит. Мама говорит, вредно сидеть на диетах. Мама говорит, не нужно ходить в спортзал. Мама говорит, Андрюша и так красивый, умный. Мама то, сё, пятое, десятое...

За окном тянулась промзона, коммуны ангаров и клонированных приплюснутых зданий цехов. Тучи уже приступили к захвату города, обесцвечивая всё, на что падали их бесформенные тени. По улицам, опустив головы, медленно шагали прохожие, словно высматривая потерявшееся веселье. Лицо сидевшей напротив старухи казалось вылепленным из теста, расплывающимся, неуловимо отталкивающим. Впрочем, так можно было бы охарактеризовать весь сегодняшний день.

В какой-то момент Олеся окончательно перестала воспринимать льющийся в уши грязной канализационной водой поток унылой бесполезной информации, и внаглую достала телефон. С мамочкой он, блин, живёт, аниме смотрит и в игрушки играет. Двадцать пять лет парню! Пора бы уже какие-никакие мозги иметь. И собственное мнение.

Только когда Андрей, в порыве эмоций, взмахнул рукой у неё перед носом, она нехотя оторвалась от мемов о неудачниках, живущих с мамой, и взглянула на него.

— Олесь, ты меня слушаешь вообще?

— Да-да, конечно, отвлеклась немного. Что ты там говорил?

— Так вот, он, значит, поднимает щит к лицу, а я в это время делаю выпад, целясь ему в живот, вот так!

Раскрыв ладонь, он резко выкинул её вперёд, чуть не задев задремавшую было старуху. Смущённо извинившись, сложил руки на колени и выпрямился, подобрался, словно сидел на приёме у мэра города, не меньше. Олеся хихикнула про себя, но тут же скривилась от отвращения, приглядевшись к его пальцам. Пухлые и короткие, они краснели волдырями и царапинами, свежими и почти зажившими, искусанная кожа продолжалось маленькими выщербленными ногтевыми пластинами.

— Ты чё, ногти грызёшь? — вырвалось у Олеси.

Нахмурившись, Андрей порывистым движением сунул руки в карманы и отвернулся. Молчал он довольно долго, однако потом всё же буркнул неохотно:

— Это не я грызу...

Но уставившаяся в телефон Олеся пропустила эту фразу мимо ушей.

Зал с аквариумом оказался закрыт. Что-то случилось, и акулу пришлось оттуда временно выселить. Вконец расстроившаяся Олеся сидела на фудкорте и меланхолично жевала остывающий бургер, с какой-то мрачной целеустремлённостью слушая феерические истории о походах на рейд-босса и предвкушая момент, когда она будет пересказывать всё это Алле. В красках, лицах и подробностях.

Улучив минутку, когда Андрей отошёл в туалет, она написала подруге:

"Привет это просто кошмар! Я скоро не выдержу! Короче завтра с тебя 6 тыщь!"

Ответ пришёл незамедлительно:

"Хи-хи-хи, я же говорила, что всё не так просто, как ты думаешь)) Ладно, 6 так 6. И не смей халтурить, он ко мне стричься ходит, так что я всё равно всё узнаю!"

Олеся обречённо застонала и спрятала лицо в ладонях.

Единственной причиной, заставившей её пойти на эту странноватую сделку, являлась жадность. Пять тысяч — ровно столько не хватало на новенький "Айфон", а ждать следующей зарплаты было ну совершенно невыносимо. Так что заключённое с азартной подругой пари сначала показалось чуть ли не манной небесной. Делов-то: сгонять на свидание с толстым неудачником-домоседом. Делов-то...

Остаток дня прошёл точно так же... никак. Они шатались по торговому центру, заходя то в магазин одежды, то в лавку с настольными играми, откуда Андрея пришлось выгонять чуть ли не пинками, поскольку он попросил продавца отложить ему до завтра половину заполнявших прилавок увесистых коробок с фигурками мужиков в космических скафандрах, вооруженных отчего-то мечами. Стоили наборы дурацких солдатиков, кстати, как не самые плохие туфли. На вопрос, откуда деньги на такую ерунду, Андрей промычал нечто неопределённое про "мамино пособие по инвалидности".

Поняв, что ещё немного, и она забьёт на эти несчастные, пусть и очень нужные в данный момент шесть тысяч, Олеся сделала умильное лицо и попросила:

— Слушай, Андрюш, может, просто погуляем? Побродим в сквере, а затем — по домам?

— По домам? — удивлённо ответил он, и, подумав, выдал. — А давай ко мне в гости!

— Чего?

Олеся задохнулась от возмущения. Охренеть, они знакомы всего полдня, а этот прыщавый маменькин сынок уже зовёт её к себе?! Вот уж хрен!

— Слушай, ты... — она ткнула его пальцем в грудь. Палец на треть погрузился в мягкий жир.

— Да мы просто посидим, чаёк попьём... — сразу стушевался Андрей. — Я ж ничего такого... Зато Алка утрётся потом, когда я ей расскажу, а то она ведь меня вообще за человека не считает. Ну, пожалуйста!

И тут Олеся поняла, что Алла узнает обо всём в любом случае. А если отказаться и проиграть пари, то о покупке "Айфона" можно будет забыть на добрых пару месяцев.

И она неохотно согласилась.

"На чаёк" ехали в пустой маршрутке, совсем не туда, где встретились утром — оказалось, родители Андрея разъехались как можно дальше друг от друга, на противоположные окраины города.

— Мама с папой давно разошлись и не общаются, — бормотал он, трепетно пересчитывая мелочь. — только я вот на два фронта, так сказать. Сам-то был бы и рад ходить на свидания, и всё такое, но как их оставить-то? То мать надо передвинуть, помыть, она ж совсем лежачая, то к отцу съездить, поговорить, чтоб не спился в одиночестве. А без меня кому они нужны? Никому. Вот и кручусь, как белка в колесе.

И Олеся впервые, помимо глухого раздражения, ощутила брезгливую жалость к запутавшемуся большому ребёнку, не желающему оставлять родителей без присмотра и лёгкий укол стыда за свою авантюру со свиданием.

— Тебе нужен? — протянул он билетик, вернувшись от кондуктора.

— Что? А, нет, не надо.

Кивнув, Андрей уселся на соседнее сиденье и принялся изучать номера билетов. Через пару секунд пухлое лицо озарила довольная улыбка, и билеты отправились в карман.

— Счастливые? — для проформы поинтересовалась Олеся.

— Лучше — голодные.

— Чё? Впервые о таких слышу.

— Это мне мама рассказывала. Есть вот счастливые билетики — у них сумма обеих половинок номера одинаковая. Есть встречные — там сумма отличается на единицу...

— Ну да, это-то я знаю, — перебила Олеся.

— А вот все остальные билетики моя мама называла голодными.

— Почему?

— Всё просто, — улыбнулся Андрей. — Дело в том, что люди, если и интересуются билетиками, то исключительно счастливыми. Реже — встречными, про них не все знают. А обычные никому не нужны, их все выкидывают. Но если представить, будто они — билетики — живые, только подумай, насколько им должно быть обидно, насколько они голодны до внимания и любви... до людей, в общем. Вот так и получается — голодные билетики.

Несколько минут они ехали молча, только Андрей периодически косился на Олесю. Наконец, она прочистила горло и задумчиво протянула:

— Мда... Ну и бре-ед. Ты действительно в это веришь?

— Конечно, — пожал он плечами, ничуть не обидевшись. — Мама же так сказала. На самом деле, я могу тебе всё доказать.

— Что "всё"?

— Что они живые.

— Чего? — чуть не хрюкнула от смеха Олеся.

В ответ Андрей раскрыл карман куртки.

— Сунь сюда руку, и всё поймёшь.

Олеся заколебалась. Из-за скудного освещения маршрутки, оранжевая ткань в глубине становилась всё темнее, и карман напоминал раскрытую пасть с зубами-молнией и чёрной бездонной глоткой. Сунуть туда руку? Нет, в ожившие билеты-зомби она, конечно же, не верила, просто...

— А давай, — выдохнула она и сунула руку в карман.

Преодолев десяток сантиметров пустоты, кончики пальцев наткнулись на что-то бумажное, скомканное, разрозненное. Билеты занимали почти половину кармана. Чуть шершавые на ощупь, они скользили между пальцами без единого намёка на какое-либо осознанное существование.

— Ну и что дальше? — разочарованно спросила она, прекратив шевелить кистью.

И в этот момент что-то дотронулось до указательного пальца. Толкнулось в подушечку, потёрлось об ноготь, поползло вверх, к украшенному фальшивым бриллиантом кольцу. Билеты пришли в движение. Часть скомканных бумажек словно пытались обнять её руку, тыкались в ладонь слепыми щенками, тёрлись о кожу, норовили забраться под ногти.

Завизжав и отшатнувшись, Олеся резко выдернула руку, а следом из кармана, как из пушки, выстрелил целый залп старых, уже желтоватых, и новых, мятых и аккуратно сложенных билетов. Андрей тут же бросился их собирать. Остаток пути царило напряжённое молчание.

Её прорвало уже у самого подъезда. Изо всех сил толкнув Андрея в грудь, Олеся злобно прошипела:

— Шутник хренов!

— О чём ты?

— А то ты не понимаешь! Прижал карман снаружи, и вот, шевелятся они сами по себе. Очень весело было, да? Козёл.

Он сложил ладони в молитвенном жесте.

— Олесь, это не я, честное слово, они сами. Правда! Я сам поначалу боялся, но потом привык.

— Не я, не я, — хмуро передразнила она. — ага, конечно. Ладно уж, пойдём чай пить. Ну Алла получит своё завтра...

— Какая Алла? Шустрякова? Ты её знаешь?

— Никого я не знаю, заткнись и веди.

— Долго ты там ещё?

Он не ответил, звеня ключами. Спустя полминуты сосредоточенного пыхтения, что-то щёлкнуло, и дверь открылась, показав во всей красе "замечательный" вид в темноту. Свет одинокой лампочки дотягивался лишь до невысокого порога, словно опасаясь проникать дальше. Из глубины квартиры донёсся тихий шелест, и Олеся вопросительно посмотрела на Андрея.

— Наверное, мама услышала, что мы идём и проснулась, — улыбнулся он. Улыбка казалась фальшивой, вымученной. — Ты заходи, я закрою. Выключатель на стене, в паре шагов справа.

Переступив порожек, Олеся оказалась в темноте. Ведя ладонью по стене, сделала шаг, другой, третий. Под ногами что-то шелестело. Шелестело тем же звуком, что в самом начале. Пол был очень мягким, словно в прихожей постелили дорогущий персидский ковёр.

Выключателя всё не было, и Олеся медленно двинулась обратно. Может, Андрей перепутал? Но ведь он здесь живёт. Не может же он, в самом деле, ко всем своим косякам ещё и путать стороны?

Теперь шуршало не только под ногами — со всех сторон. Что-то мягкое гасило звуки шагов. Шелестело. Как бумага. Рядом хлопнула дверь. Андрей выдохнул облегчённо в темноте. Зашелестел в её сторону. И тут Олеся всё поняла.

Он прыгнул на неё, неодолимой силой увлекая вниз. Боли от падения она не почувствовала, ведь пол квартиры устилали тысячи скомканных билетов, и все они шуршали одновременно со всех сторон, будто приветствуя не то хозяина, не то гостью.

Бумажки лезли в уши и нос, путались в волосах, царапали глаза. Олеся задыхалась — стоило открыть рот, как он тут же оказывался полон билетов, с любопытством детёнышей ягуара изучающих новое пространство. Андрей вдавливая её в пол всем своим весом, хрипел, обдавая смрадным дыханием:

— Прости, я не хотел, чтоб так вышло, правда. Просто в какой-то момент они... Ожили. И оказались действительно голодными. Сначала съели маму... Я просто не хочу умирать, пойми!

Она дотянулась на ощупь до чего-то, не состоящего из бумаги. Холодное, узкое, продолговатое. Обувная ложка! Схватив её, Олеся ударила в темноту, наугад. Тоненько взвизгнув, Андрей завалился на бок. Олеся поднялась, цепляясь за стену, провела рукой по лицу, стряхивая налипшие бумажки, и поковыляла к двери. Каждый шаг давался с трудом, словно какая-то сила мешала идти, сопротивлялась, цеплялась за ноги. Но вот дрожащие пальцы нащупали дверную ручку, повернули вниз, и, навалившись на дверь плечом, Олеся вырвалась из шелестящего кошмара в самый обычный мир, освещаемый висящей на проводе лампочкой.

Андрей лежал на полу в позе младенца, обхватив колени руками. На глаза наворачивались слёзы. Пылали разбитые губы. Как же так? Это был его последний шанс. И ведь как всё хорошо шло! Кто же знал, что девчонка окажется настолько шустрой...

Вокруг перекатывались бумажные волны. Они набухали, поднимаясь до потолка, и опадали, принимали формы причудливых химер. Тёмные, едва заметные в темноте силуэты. Вокруг царил шелест. Становился всё громче и громче. Ритмичный, словно биение сердца, словно боевой марш.

Ш-ш-х! Ш-ш-х! Ш-ш-х!

«Жрать! Хо! Чу!»

Ш-ш-х! Ш-ш-х! Ш-ш-х!

«Жрать! Хо! Чу!»

Андрей помнил просьбы матери. Стараться удерживать здесь, где они никому не навредят. Однако он понимал, что выбора не осталось.

— Хорошо, — прошептал он. — Идите. Я отпускаю. Вы попробовали её, вы сможете её найти.

И бумажная волна хлынула на улицу.

Дима согласился приехать сразу, но его не было до сих пор. Хороший человек. Пусть и расстались, но стоило ему услышать срывающийся, дрожащий Олесин голос, как он тут же крикнул кому-то в стороне: "Санёк, прикрой меня до завтра!", а затем бросил короткое: "Еду", и отключился.

Кружка плясала в трясущихся руках, горячий кофе выплёскивался, обжигал пальцы, Олеся не замечала этого. Кое-как, спотыкаясь, падая и плача, она добралась до дома и, ворвавшись в квартиру, первым делом зажгла повсюду свет, даже в туалете. Темнота была опасна, теперь она знала это. Там скрывалось... нечто. Нечто зловещее, скрывавшееся за нелепой формой оживших билетиков. Нечто, поработившее разум живущего с больной мамой безобидного толстяка. Оно там, во тьме. Прячется. Выжидает. Жаждет. Олеся не сомневалась в этом.

Но где же Дима? Если он не сменил место работы, то ехать оттуда минут пятнадцать, не больше. А его нет уже — Олеся взглянула на часы — почти полчаса. Может, зашёл в магазин за выпивкой? Да, расслабиться сейчас не помешает, но сначала нужно решить, что вообще делать дальше.

Можно, конечно, делать вид, будто ничего не произошло, перестать выключать свет и до конца жизни трястись от каждого шороха. Или попробовать обратиться в полицию, посадить Андрея. Но это не выход, ведь оно никуда не денется... Резкая трель прервала цепь размышлений. Олеся подбежала к двери и, поднявшись на цыпочки, заглянула в глазок.

Снаружи виднелась приземистая фигура. Тусклый свет подыхающей лампочки очерчивал пальто с высоким воротником, прикрывающим нижнюю половину лица и шляпу, оставлявшую в тени верхнюю. Олеся улыбнулась — всё-таки Дима (а кто же ещё? Андрей был гораздо выше). По своему обыкновению притворяется, будто попал в шпионский боевик. Его придурковатое поведение всегда являлось удивительным контрастом к серьёзности поступков. Фигура вытянула руку и снова нажала звонок. — Да открываю, открываю! — крикнула Олеся, гремя замками.

Она потянула дверь на себя, и улыбка слетела с мгновенно побледневших губ. Спину пронзили ледяные копья ужаса, кончики пальцев закололо от напряжения. В животе словно зашевелился жирный осклизлый червь. Олеся хотела сделать шаг назад и захлопнуть дверь, но не могла сдвинуться с места. Только медленно опускалась на пол, тихо поскуливая от страха.

Потому что облепленная множеством мелких прямоугольных бумажек лампочка больше не освещала ничего. Потому что широкая, массивная фигура незнакомца никак не могла принадлежать Диме. Потому что жёлтая полоса света из коридора вскрывала абсурдную и жуткую правду о том, почему его лицо оставалось в тени. Потому что, кроме перепачканных кровью Диминых пальто и шляпы, в нём не было ничего человеческого.

— Что ты? — прошелестела Олеся, с трудом ворочая во рту превратившимся в пустынное плато непослушным языком.

И незнакомец зашелестел в ответ.

Текущий рейтинг: 77/100 (На основе 43 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать