Это не сон

Я человек городской: привык к шуму города, засыпать могу только под телевизор, собак лающих под окном, шуршащие щебенкой машины, и стоит мне оказаться в большом доме, полном шорохов и скрипов, — я сразу теряюсь. Но как только моя бабушка пригласила меня погостить, я тут же собрал вещи и направился в родной город. Не буду описывать пересадки, остановки, грубые, непримечательные лица попутчиков, лучше расскажу о том, что было после. Стоило мне выйти из поезда, как детские забытые воспоминания нахлынули волной. Я шёл дорогами, которые, казалось, мог найти вслепую, как тогда, размахивая сменкой, смеясь солнцу яркому, каким оно может быть только в детстве. Домик бабушки сильно изменился — крыша впала (я мысленно дал себе обещание починить её), краска слезла, двери разбухли и не закрывались от влаги, а огород засох и ощетинился сорняками.

Подходя к зданию, я увидел её сгорбленный над накрытым столом силуэт в окне. Я отпер калитку, стоящую чисто символически, неспособную выдержать натиск даже белки, и постучал в окно. Бабушка повернулась, развела руками и улыбнулась мне:

— Не разувайся, тут бардак страшный, ты обещал позже приехать, вот я и запустила тут все.

Усадив меня за стол, она принялась кружиться по кухне, ворча, кряхтя и жалуясь.

— Запустила совсем, руки мужской нет, как дед твой умер — все пошло наперекосяк. Сама не справляюсь, давление сынок.

Еда была отменная — разнообразие пирожков со всевозможными начинками, вареники, уха, компот. И, хоть с дороги я был страшно голоден и съел почти все, доедать пришлось через силу, чтобы не дай бог не обидеть бабушку.

От съеденного навалилась тяжесть и приятная усталость. Я спросил где можно прилечь, и бабушка постелила мне кровать в комнате деда. Деда, которого я совсем не помнил. В окружении его портретов: вот он, прижимая к груди медаль за заслуги, жмёт руки начальнику, а вот он на море, а тут он с какой-то девочкой — видимо моей мамой. Я лежал сложив руки на груди и пялясь в потолок. Большие напольные часы производили гипнотизирующий эффект. Удивительно, что когда чем-то занят, не замечаешь ничего, но стоит вслушаться, то понимаешь, что навязчивый звук окружает тебя каждую секунду жизни. Жирная еда и маятник часов сделали своё, и я провалился в сон. Сон был страшный, я не сразу понял что сплю, я помнил, что засыпал, был на границе между реальностью и царством снов, как услышал скрип открывающейся двери. Я хотел повернуться в её сторону, но не мог. Я не видел скрипящей двери, режущего сквозняком уши окна — только деревянный потолок и кусок стены напротив. Я увидел бабушку, я хотел позвать её, но голос также не слушался. Она зашторила окно, и стала раздеваться, я не хотел смотреть, но не мог закрыть глаза — она медленно подняла сарафан, обнажив спину с рядами чёрных волосатых отростков, они по-паучьи зашевелились и принялись расти, разрывая кожу, остальное тело также обросло мелкими жёсткими волосиками. Она вскарабкалась по стене на потолок, и только тогда поняла, что я смотрю на неё. Она повернула ко мне свое лицо, человеческое, злое и прыгнула мне на грудь. Когда зелёная слюна начала стекать из её рта в мой, я проснулся. В комнате было душно, а за окном темно. Я вышел из комнаты и позвал бабушку: она не отвечала. В темноте дом казался незнакомым и чужим, я то и дело натыкался на стены, будто выросшие из земли, я бродил в темноте выкрикивая её имя, но, дойдя до веранды, понял, что она уснула в кресле. Я заботливо накрыл её пледом.

Я лёг в кровать, но вспомнив недавний сон решил не спать, а заняться чем-нибудь полезным. Сидеть в доме в мои планы не входило, ведь обстановка давила на нервы.

До рассвета оставался час. Я решил почитать на лавочке. В обширной дедушкиной библиотеке я обнаружил том Кафки, что-то про превращение. Усевшись в саду, под веткой раскидистого дуба, я принялся читать. Читал я всю ночь, бегая переодически на кухню за очередной порцией кофе, старательно прогоняя страх. К утру он исчез без остатка, растворился в первых лучах солнца. Я застал, как одно за другим загорелись окна, зашевелились тени соседей. Я встал, размял затекшие ноги. Весь следующий день я провел за работой по дому: починил крышу, убрался на чердаке и поел 4 раза, во время очередного приёма пищи я решил поинтересоваться:

— Бабуль, а какое у тебя девичья фамилия? - спросил я поднося чашку, позолоченную, на дне которой проглядывалось знаменитое изображение двух прекрасных девиц за которыми подглядывает крылатый ребёнок.

— Самойлова, а что?

— Да так, — ответил я, стараясь скрыть свое смятение: я всю жизнь был уверен, что она была Воробьёва.

Мы ещё долго беседовали, смеялись с детских историй о том какой я был неловкий, которых я совсем не помнил. Когда я попросил показать альбомы бабушка удивилась.

- Ты разве не помнишь что они сгорели? Когда мы ещё в коммуналке жили, утечка газа была, еле тебя вынесла.

Странно но это я тоже не помнил, списал всё на пробелы в памяти.

Когда день подошёл к концу, я провалился в непроницаемую темноту сна: без пауков, паралича и прочих кошмаров. Наутро я рано встал и проработал до 12, но понял, что работать в такую жару будет самоубийством, и решил сходить на речку, на которой мы часто бывали с друзьями. Бросая велосипеды, мы с разбега ныряли в кристально чистую воду. Переждать жару там показалось мне прекрасной идеей. По дороге я увидел, как сильно изменилось всё с момента, как я последний раз здесь был — дома стояли пустые, заколоченные, не было дыма над ними — они будто затаились и принюхивались к чужаку, и в каждом доме ощущалось чьё-то присутствие, виднелись чьи-то любопытные глаза. Я очень удивился, когда вместо знакомой тропинки наткнулся на глухую колючую стену деревьев. Пришлось пробираться.

Я ещё долго отплевывался и вынимал из одежды иголки, будто после драки с дикобразом. Ещё больше я удивился, когда вместо раскидистых берёз, чистой воды и песчаного берега увидел илистую лужицу, окружённую поваленными деревьями. Но все сомнения исчезли, когда я присел на пень около неё и ощутил под пальцами грубо выгравированную перочинным ножом надпись: "Саша + Ксюша". Я вспомнил, как много лет назад сидел здесь и усердно выводил слова на деревянной поверхности, а рядом сидела прекрасная русая девушка, безостановочно заливаясь звучным смехом.

Из памяти стёрлось её лицо, любимый цвет, а остался только этот смех, что переодически проигрывался в моей пустой после рабочего дня голове перед сном. Всего лишь игра воображения, но становилось так тревожно. Стоило мне подумать об этом, как по лесу полетел смешок. Мне стало неуютно, и я быстрым шагом направился назад к бабушке. Пока я был в лесу, набежали тучи, закрывая собой солнце, освобождая тьму на фоне которой ясно проступали пятна окон и жителей в них, тёмных силуэтов, стоящих неподвижно. Я ускорился, стараясь не смотреть, как силуэты поворачивают голову, провожая меня взглядом, старался не слушать нарастающий хор голосов.

Меня тянуло домой, в кровать. Заснуть, забыть и поутру встретить яркое солнце, в мире, в котором у людей нет паучьих лап и прочих бредней.Я забежал в комнату дедушки и, не раздеваясь, прыгнул на кровать. Проклятые часы вновь отбивали ритм. Вечный ритм времени, секунда за секундой уплывали в след движению маятника. Страшная усталость вдавила меня в кровать. Я боялся уснуть, увидеть вновь этот страшный сон, но не мог с ним бороться. Я подумал про свою бабушку, про её лицо, будто восковое, морщинистую кожу, пигментные пятна на лице, шрам на запястье, я не помню как она его получила.

— Внучек...

Скрипучий голос донесся из коридора, где каждый шаг пословицы отдавался визгом забивной свиньи.

— Внучек....

Из темноты вынырнуло лицо, она заговорила и рот ее зашевелился паучьими жвалами совсем у моего лица.

— Внучек...

— Я сплю? — со слезами на глазах, дрожащим голосом спросил я.

— Это не сон.

И я вспомнил, что у меня нет бабушки. Кровать, совсем как паутина, зашевелилась подо мной.

Текущий рейтинг: 36/100 (На основе 20 мнений)

 Включите JavaScript, чтобы проголосовать